Отражение Ворона

Вересов Дмитрий

– Вы не выслушали все до конца, дорогая Бетрибс, – мягко возразил Татьяне Макмиллан, – формальности брака с близким нам человеком прибавят уверенности нашей стороне, но мы предусмотрели в кондициях конкордата и ваш профит, госпожа…

– Мой профит? – переспросила Татьяна.

– Да, ваш профит, который будет выражаться в следующих статьях и параграфах, изложенных во второй части протокола, приложенной к меморандуму, – сказал Петти.

– А на словах? – спросила Татьяна, уже совершенно овладев собой.

– А

на словах, – ответил Петти, – а на словах это может звучать так: вы представляете всю полноту исполнительной власти, как и было прежде до сегодняшнего дня, и принимаете для себя решение, с кем быть… А брак… А брак с сыном Джейкоба Цореса – это только акт, подтверждающий, что вы сделали такой выбор…

– Ах, с сыном Джейкоба Цореса. Уж не с Джозефом ли? И это все? – спросила Татьяна…

– Нет, это только первая часть кондиций, вторая – экономическая, и здесь вам лучше ее объяснит наш математик, – Петти, ухмыльнувшись, кивнул на Макмиллана.

– Те проценты, которые вы с вашим новым супругом станете получать со всех сделок, одобренных Капитулом, вы будете делить на ваши уже персональные счета в соотношении один к полутора, так что ваша, большая часть, которая теперь и отныне станет определяющей компонентой гарантий стабильности наших отношений, она, эта экономическая составляющая, и станет уравновешивающим эквивалентом в системе нашего соглашения.

– Я поняла, – почти перебила его Татьяна, – деньги компенсируют мои страхи и эмоции…

– И послужат лучшей гарантией, потому как деньги суть универсальное мерило и вечный эквивалент всему на земле…

– But money can’t buy me love, аминь, – завершила Татьяна. – О’кэй господа, я подумаю. Надеюсь, до того, как организовать мне авиакатастрофу, вы дадите мне время на размышление? Недели две?

– Ваши слова про катастрофу позвольте считать шуткой, что же до двух недель… Пятнадцатого октября, то есть через двадцать дней, губернатор Калифорнии достопочтенный Джеф Робинсон дает ежегодный благотворительный бал. Там вы будете представлены жениху. Ну, а официальная помолвка будет оглашена на предстоящем Собрании Ордена в присутствии Магов Капитула и Посвященных Большого Круга…

– Позвольте напомнить, господа, что официально срок траура по лорду Морвену истекает только в конце ноября, и было бы неуважением к его памяти…

– Ваше величество, нет надобности напоминать нам об этом. Решением большинства Магов Собрание перенесено на середину декабря. О конкретном дне вы будете извещены в ближайшие дни…

(10)

В час, когда происходил этот разговор, Гейл Блитс с Вадимом Барковским поднимались в воздух в фирменном, разрисованном цветами «Свитчкрафт Корпорэйшн» вертолете.

Два дня рыбалки на острове Мэн – это был максимум из того,

что по времени могли позволить себе эти два джентльмена. Они летели в Лондон, где в Морвен-хаусе должны были встретиться с Ее величеством – госпожой Бетрибс, презентативным и номинальным воплощением верховной власти Ордена Иллюминатов.

Встреча предстояла непростая.

Гейл Блитс собирался сделать леди Морвен решающее предложение, и от ее ответа зависела теперь судьба миллионов людей, в том, как они будут жить дальше – бедно или богато, ложиться спать сытыми или голодными, учить своих детей в университетах или отпускать их из дома, не дав им ничего, кроме родительского благословения…

– Предстоит нам драчка, Вадим, хорошенькая драчка за свой кусок жизненного пространства, – задорно подмигнув, сказал своему спутнику Гейл Блитс, – и если рыжая леди окажется на нашей стороне, то все в нынешнем мироустройстве может перемениться в нашу пользу, мы раскачаем лодку и соберем свою прибыль с тех, кто пожелает нам заплатить за то, чтоб мы ее не раскачивали.

– А Петти, Макмиллан и Цорес, ты думаешь, они будут пассивно взирать на то, как ты разыгрываешь карту рыжей вдовушки? – спросил Барковский.

– Я так думаю, что они уже предприняли как минимум две попытки взять ее под опеку, друг мой, и особенно радеет Цорес, дабы заполучить свой семейный бонус, если выдаст вдову за своего придурка – сынка недоделанного, – ответил Гейл, перекрикивая вой вертолетной турбины.

Машина пролетала над морем.

Сверху, с высоты трех тысяч футов, высокие волны казались мелкой зыбью, что, бывает, пробегает по уличной луже от подувшего из-за угла ветерка.

А вдали уже маячил белый мел высокого обрывистого берега.

Англия!

– Через полчаса будем в Лондоне, сэр, – просунув голову в приоткрытую дверцу, доложил командир.

Гейл молча кивнул, не отрывая взора от поверхности неспокойных вод, невольно любуясь бликами отраженного в каждом гребне волны дневного светила.

– Послушай, Вадим, а какие есть хорошие русские писатели? – вдруг спросил своего приятеля Гейл Блитс.

– Ну-у-у, – неуверенно протянул застигнутый врасплох Вадим Барковский, – разные есть хорошие. Мне, например, Паустовский нравится, Куприн, Гаршин…

– Ну, так ты дай команду секретарям, чтоб вызвали этого Паустовского с Гаршиным к нам в головной офис, – сказал Гейл, не отрываясь от иллюмината, – я хочу чтобы они книгу в России написали про «Свитчкрафт» и про наши программы развития вообще…

Вадима взяла легкая оторопь.

– Да вообще-то они все померли уже давно, и Паустовский, и Гаршин, и Куприн, – сказал Барковский, удивленно глядя на своего визави.

– Так чего ж ты мне голову морочишь? – спросил Гейл с легким раздражением в голосе.