Отражения одиночества
Шрифт:
— Хорошо, — парень кивает. — Я проводил эксперимент. Опыт. И кто-то вмешался, клянусь, я не знаю кто. Вначале, я как и задумывал, переместил свое сознание полностью в подготовленное вместилище, Веричинский Амулет, и на обратном взмахе самораспадающегося плетения должен был вернуться в тело, но… Но я здесь. Значит что-то пошло не так, — он выглядел все еще растерянным.
— Не так… Точно, не так, — внешний вид юноши. Удивление от ее брюк. И эксперимент по перемещению сознания. Нехорошее подозрение зашевелилось в Сашиной голове. — В каком году все это случилось?
— 1813 от Рождества Христова, — отрапортовал парень.
Саша только глупо моргает. Это же не розыгрыш?
— Ты… уверен?
— Да. Конечно, уверен. А… какой сейчас год?
— Как такое возможно… Прошло ведь больше двух веков, —
— Двух… веков?
— Да. Как тебя зовут?
— Миклош. Миклош Велецкий.
Два человека получать возможность стать счастливыми…
Этого не могло быть. Этого не должно было быть. Саша не могла поверить. Но все же задала вопрос на чистом автомате.
— Ты ученик Серафима?
Парень кивает.
— Черт…
Это было… неожиданно. Просто невозможно. Миклош же был преступником, он был как раз тем, о ком рассказывал наставник. И он — здесь?..
— Черт, ты… Какого вообще? Что ты тут забыл, уйди! — магия потревоженного разума заставила деревья заскрипеть, а волка — оскалиться.
— Ты чего. Эй, эй, прекрати! Успокойся! — парень поднял руку. Хотел обе, но деревья крепко держали, и одну-то едва освоил. — Если ты убьешь меня, то точно ничего не узнаешь. Я уйду, как только смогу!
— Ты не можешь здесь быть. Черт, черт… ты… Я больна. Ты галлюцинация!
— Да нет же! Прекрати, ты убьешь меня! Я не знаю что произошло, но клянусь, все расскажу, что смогу! Я не опасен!
Ветви так сильно сжали парня, что Саша даже отсюда чувствовала болезненное напряжение в едва-едва не раздавленных ребрах. Еще немного, и…
— Пожалуйста, — уже не хрип, а только тихий стон.
И это разом расстроило весь боевой запал. Хватит уже смертей. Кто бы это ни был.
— Хорошо. Но ты все мне расскажешь, — ветви ослабили напор.
— Конечно. Слово мага и дворянина.
Несколько секунд на поляне стояла тишина, прерываемая только дыханием парня, Сашиным ощутимым сердцебиением, да все уменьшающимся скрипом деревьев.
— Валяй, — Саша усаживается на траву, не в силах больше стоять ровно. — Рассказывай, как ты стал злодеем, убил дочь, жену и кучу народу в попытках обрести бессмертия аки Воландеморт, и оказался заточен в амулет.
— Аки кто? Что?.. Я… убил Милли и Марго?.. — на лицо рыжеволосого было жалко смотреть.
Саша ощутила укол вины. Боль, грусть и явный страх этого в общем-то и правда молодого парня были очевидными. Наверное, не стоило вот так…
— Я не… Клянусь. Я бы не стал…
— Вы все так говорите.
На секунду Саше показалось, что парень сейчас может и заплакать от отчаянья. Но Миклош взял себя в руки.
— Слушай. Я все расскажу, как есть. Насколько я могу понять, я каким-то образом оказался заперт в твоем разуме, кто бы ты ни была, и перенял часть твоих образов, твоей речи, чего-то еще… Ты наверняка маг, иначе не смогла бы подавить меня, значит знаешь, что ты хозяин в этом месте. Я правда не вру. Я не знаю, что произошло, почему эксперимент провалился и почему я здесь, но клянусь своей честью и жизнью — я никогда бы не причинил вреда девочкам. Милл… Миллисента была моей женой, светлолицей и голубоглазой, богиней на земле, а Марго была ангелом во плоти. Я… Марго болела чахоткой. Угасала. Обращение могло бы помочь, конечно, но жизнь в вечном рабстве, в вечных кандалах голода, вечное кормление людьми… Это бесконечность страданий. Да и по всей Империи был Мораторий, я конечно, мог найти того, кто согласился бы нарушить Закон, но тогда Марго до конца своих дней вынуждена была бы скрываться от Ордена, обращенная без разрешения. Ты спросила о Серафиме… Наверное, знаешь, что я был его учеником. Я просил его помочь. Но Марго — не Затронутая, и даже выбив с трудом разрешение, даже его силами удалось лишь отсрочить неизбежное. Я хотел найти решение, раз и навсегда. Решение, которое могло бы помочь не только Марго, но и всем остальным. Затронутые обречены терять людей из тех, кого любят. Наши дети редко рождаются магами, а мы сами слишком хорошо знаем жизнь Обращенных, чтобы желать им такой судьбы. Я хотел найти способ, который помог бы всем. Магия могущественна… В общем, не буду вдаваться в подробности, но если коротко — я узнал, что и раньше, и сейчас были идеи о том, чтобы
Миклош замолчал.
— А дальше? — поторопила его Саша.
— А вот мое дальше, — вздохнул парень, обводя себя руками. — Наставник отговаривал меня от проведения экспериментов. Считал, что такой способ заботы о близких приведет только к боли, войнам и убийствам с целью забрать пустые тела, и что если нити судьбы кого-то отрезаны, то мешать уходить дальше бесполезно. И остальные… менталисты видели в этом то же Замещение. Наложение. А больше у меня не было желания делиться с кем-то еще своими мыслями. Марго была моей дочерью. Моей! Не Серафима и не кого-то еще. Я завершил все расчёты, и, пока Орден традиционно праздновал Рождество на крупном балу в имении Ольховых, провел эксперимент по переселению себя во вместилище в своей экранированной лаборатории. Я переместился в амулет… Но не смог вернуться обратно. И… ты говоришь, что прошло два века. Ты девушка, носишь странную одежду и явно… другая. Я верю. Значит… Значит я провел в амулете две сотни лет. Для вещей нет времени, время определяется сигналами органов чувств, а у побрякушки их нет. Ты… говоришь, что… я… как я мог убить девочек? Они были живы, когда я проводил эксперимент. Клянусь.
— Я не знаю подробностей, — начала Саша острожное.
— Не нужно жалеть меня. Просто расскажи. Откуда-то ты это знаешь. А и… извини, в мое время среди волшебников всегда обращались на «ты» к тем, кто не был непосредственным начальником, и если тебя это задевает, то я не буду.
— Все в порядке. А откуда знаю… — Саша на секунду заколебалась, но потом закончила как есть. — Серафим как-то говорил, что у него был способный и сильный магически ученик, который увлекся теорией переселения сознаний и провел неудачный эксперимент сначала на своей дочери, потом на жене, а потом и вовсе втянул в это дело других людей. И назвал имя.
Лицо Миклоша одеревенело.
— И… наставник говорил, что стало с его учеником?
— Его казнили.
Второй раз Саша хочет ударить себя. Словно это как-то избавит от боли юношу.
Миклош долго молчит. Саша уже думает, что он не ответит, но рыжеволосый все-таки говорит тихо.
— Значит… Я не верю, что Серафим солгал бы. Ему незачем. Да и ты бы все равно поняла, рано или поздно. Он бы не стал. Значит учитель сам в это верит. И… тогда я не смог вернуться не потому, что ошибся, а потому, что кто-то иной занял мое тело.
— Это возможно?
— Да. В теории по крайней мере. Технически мое тело в тот миг, когда я перенес сознание в артефакт, ничем не отличалась от тела человека, чье сознание распалось из-за смерти. Даже лучше — меня тогда поддерживали лекарские плетения, никому не надо было заращивать раны. Тот, кто вселился в мое тело, мог просто отряхнуться, встать и пойти по своим делам. Ты уверенна, что меня… казнили?
— Серафим так сказал.
— Надо… Я… я не знаю. Когда ты назвала имя наставника, я думал что просто расскажу все ему… Но теперь. Я не знаю. Если он говорил это, значит вы общаетесь, так?