Отражения
Шрифт:
— Старый, значит?
— Почти, как Дамблдор!
Люциус оседлал её и склонился так низко, что длинные волосы касались лица девушки.
— И лысый?
— Это седина! — нахально выпалила Гермиона. — И вообще, может, вы подкрашиваетесь!
— Выпорю! — прошипел он. — С особой жестокостью.
Люциус одним движением перевернул её на живот, прижав спину к траве и задрал подол. Он уже занёс трость, собираясь привести угрозу в исполнение, но взгляд упал на голую аппетитную задницу, которая крутилась и ёрзала вместе с возмущённой хозяйкой.
— Я смотрю, ты нарочно ждала меня здесь… маленькая развратная дрянь!
— Ничего подобного! — пискнула Гермиона, извиваясь. — Я от вас пряталась! Вы мне противны!
Люциус отложил трость. Он склонился к уху девушки и одновременно провёл ладонью по её дрожащим ягодицам.
— Некоторые части твоего тела говорят, что ты врёшь.
— Это вы врёте! — выдохнула Гермиона, пытаясь вывернуться. — Герр Маннелиг не стал бы касаться мерзкой ему троллихи!
Люциус рассмеялся, не переставая поглаживать её попку. Его пальцы изредка соскальзывали в ложбинку между плотно сжатыми ногами, и тогда Гермиона дёргалась особенно яростно.
— Для начала перестань мне выкать, глупая!
— Почему это? Мы с вами незнакомые и далёкие друг от друга люди!
— Мне так не кажется, — Люциус усилил давление, и пальцы проникли между ног девушки, вырывая не то стон, не то протест, — особенно после той ночи. Это просто глупо.
Гермиона почувствовала, как кровь прилила к лицу. И не только к лицу. Она не могла дотянуться ни до его палочки, ни до его самого. Малфой сильно давил на спину, а попытка лягнуть его завершилась тем, что его пальцы ласкали теперь не только внутреннюю сторону бедра, но и складки у самого лона.
— Отпустите, чёрт бы вас побрал! — взмолилась Гермиона. Она была близка к тому, чтобы раздвинуть ноги и молить об обратном. — В ту ночь вы занимались сексом с ней, а не со мной!
— Отнюдь. И я уже говорил, что заметил разницу.
— Что же вы тогда… не остановились?! Вы знали и не остановились! Пустите же!
— Не захотел, — он вдруг действительно отпустил её и лёг рядом. — Ну и не мог. Это было пикантно.
Гермиона выдохнула, старательно пряча разочарование. Напряжение, скопившее там, где Малфой касался её, просто одурманивало, сводя от напряжения мышцы. Она уже хотела почувствовать Люциуса в себе и наплевать на всякую совесть, но теперь стало ещё хуже от одного осознания, какую власть он имеет над ней.
Гермиона поднялась, оправляя платье, и села на траву. Трость с палочкой, конечно, была вне пределов досягаемости. Люциус лениво потянулся и положил руки за голову.
— Как ты подбила портреты и призрак старика Нейтона на эту авантюру с памфлетом?
— Ха! Они были сердиты на вас за то, что вы спали с моим отражением. Она же ваша невестка! А я им, видимо, понравилась!
Люциус и бровью не повёл.
— И всё-таки мне было бы приятно, Гермиона, если бы тоже называла меня по имени. В конце концов,
— Фальшивая семья! — бросила она. — Да как вас только не тошнит от этой лжи?!
Малфой слегка пожал плечами и поднял взгляд к синему небу, разглядывая хаотично мятущихся ласточек.
— Я привык. И зови меня Люциус. Мне так приятнее.
— А я здесь не затем, чтобы делать вам приятно, мистер Малфой!
— А почему бы тебе не сделать мне приятно?
Гермиона растерянно смотрела на него, раскинувшегося на траве, расслабленного. Он будто приглашал её сделать то, чем занималось с ним её отражение в его воспоминании.
— Боже! Вы просто невыносимы!
Он в одно мгновение поднялся и, наклонившись к самому её лицу, негромко проговорил:
— Это ты невыносима, маленькая лживая ханжа! Я за двадцать ярдов чувствую, как меняется запах твоей кожи, стоит мне оказаться рядом! Как меняется твой голос и даже дыхание!
Гермиона вся сжалась: Малфой видел её насквозь. И эта истина в его устах прозвучала, как хлёсткая пощёчина.
«Неужели всё так очевидно?»
Она смотрела в его серые глаза, такие холодные и колючие, что сердце стыло. И понимала, что не остановись он сейчас, она потом бы жалела об этом. Ведь дело даже не в том, что Герр Маннелиг испытывал отвращение к троллихе, он её просто не любил. Вот в чём был смысл легенды.
В душе снова эхом отдалась пугающая пустота, бездонная, как чёрная дыра.
Гермиона опустила глаза и тихо сказала:
— Вам пора. Опоздаете на работу, сэр.
Люциус ещё мгновение пристально разглядывал её, а потом чуть усмехнулся и потрепал её по щеке:
— Без меня не начнут. Уж поверь.
Он рывком поднялся и развернулся, чтобы уйти.
Гермиона встала и окликнула его.
— Мне нужна моя палочка… сэр. Мне нужно в Гринготтс, в конце концов! А гоблины, как вам известно, не выдают галлеоны, не признав палочки волшебника!
— И что же миссис Малфой желает прикупить?
Тон, которым был задан вопрос, прозвучал настолько издевательски, что Гермиона решила сыграть по правилам Люциуса. Она подошла к нему, невинно глядя на серебряную пуговицу жилета, поднялась на цыпочках и медленно прошептала так, что от её лёгкого дыхания шевелились волосы в кончике его пряди:
— Нижнее бельё. Видите ли, сэр, то, что обнаружилось в моём шкафу, несколько износилось: сплошные дыры, протёртости. Всё просвечивает. Позор да и только.
Малфой с трудом сдержал усмешку.
— Думаю, смогу тебе в этом помочь. Но мы пойдём вместе.
— Куда? — удивилась она. — Выбирать бельё?
— Я плохого не посоветую. Заберу тебя сегодня ближе к четырём. Будь готова.
* * *
Гермиона поменяла Ронни повязку. Сонный совёнок всё ещё пищал и клевался, но вяло, ведь она его разбудила.
— Держись, малыш! Скоро пойдёшь на поправку!
Хэнк принёс на обед картофельный суп с хлопьями и уже хотел, как всегда сбежать, но Гермиона остановила его.