Отречение
Шрифт:
– Вот вы, значит, какой гусар, – сказала она теперь уже иным, потеплевшим голосом.
– Я люблю Олю, – сказал он, чувствуя себя под ее взглядом не слишком уверенно и даже начиная жалеть маленькую женщину за ее внутреннее смятение и боль, прикрываемую бодрым голосом, и проникаясь невольной симпатией. – Мы любим друг друга, Анна Михайловна… вы должны понять… не сердитесь на Олю…
– Вот, вот, вот, – перебила Анна Михайловна. – Любим, и все! Как будто до вас никто никогда не любил! Вы же не в пустыне, вокруг вас живые люди, изношенные, больные сердца…
– Анна Михайловна…
– Тетя, ну пожалуйста…
– Вот, вот, вот, именно
– Иду, тетя, иду, сейчас заварю чай, – донесся из полуоткрытой двери в кухоньку голос Оли.
Тотчас появившись, она набросила на стол свежую скатерть, поставила расписные пузатые фарфоровые чашки; Анна Михайловна стала помогать ей и в ответ на возражение Пети вновь перешла в наступление, решительно заявив, что где-нибудь на своих ужасных массовках они могут поступать как угодно, а в порядочном доме все должно идти прилично. Когда сели за стол, Анна Михайловна, перехватив взгляд племянницы, вспомнила о полотенце, обмотанном вокруг головы, и ушла приводить себя в порядок; Петя, покосившись на дверь, придвинувшись к Оле, легонько прижал ее к себе, поцеловал; они улыбнулись друг-другу, как заговорщики, окончательно развеселились.
– Петя, скажи, о чем ты сейчас думал? – спросила она, удерживая себя от желания взять его за руку.
– Знаешь, я неожиданно вспомнил, как увидел тебя в первый раз…
– Как странно, я тоже об этом сейчас подумала, – призналась она, и в ее голосе ему послышалось что-то чужое, даже отстраняющее.
Появилась Анна Михайловна, совершенно преобразившаяся, в темном строгом платье с глухим высоким воротом, причесанная, с сережками в ушах и старинной камеей, извлекаемой на свет только в самых торжественных случаях. Анна Михайловна даже слегка подкрасила губы, напудрилась и помолодела. Маленькая, взволнованная, торжественная, она села на свое место, придвинула к себе чашки и стала разливать чай. Петя молча взял чашку; Оля, чему-то своему улыбаясь, тоже задумалась, и за столом установилась тишина; Анна Михайловна помедлила, пытаясь овладеть положением, зорко взглянула на племянницу, затем на гостя (не поссорились ли здесь во время ее отсутствия?) и сказала:
– Прошу, вот варенье… малиновое, свежее, мне подруга привезла с дачи… Вы любите, Петя, малиновое варенье? Ведь мне можно так вас называть?
– Конечно! – обрадовался он, и в душе у него опять шевельнулось теплое чувство к чуткой маленькой женщине, смотревшей на него с таким доверием и грустью.
– Я на вас, Петя, еще не видя вас и ничего о вас не зная, ужасно рассердилась, – продолжала Анна Михайловна. – Я понимаю, как это несправедливо, но и вы должны меня понять… Откуда-то появляется разбойник, молодец – косая сажень в плечах и грабит посреди белого дня! Забирает единственное, самое дорогое! Каково? Я понимаю, молодость эгоистична, так уж устроена жизнь… Однако что же я? – встрепенулась Анна Михайловна. – Вот вам пример, старость тоже не хочет смириться, хотя ей ничего другого и не остается… вот, вот… вот…
Искренне огорчившись за неумение сдержать себя, Анна Михайловна совсем по-детски расстроилась,
– Мне кажется, Анна Михайловна, мы с вами станем друзьями… вот увидите!
– Дай Бог, дай Бог! – еще больше оживилась хозяйка и, совсем уже растрогавшись и не желая себя сдерживать, подхватилась, обошла стол и чмокнула Петю в затылок. – Дай Бог! – повторила она, возвращаясь на свое место. – Вы, Петя, должны знать, Ольга – вся моя жизнь, больше у меня ничего нет и не будет… Так уж получилось…
– Анна Михайловна…
– Погодите, Петя, погодите, – остановила Анна Михайловна, – я просто объясняю. Ольга выросла у меня… Ее отец, мой единственный брат, и мать Ольги ушли из жизни почти в один год… правда, брата так уж отделала война, живого места не было… Вот она у меня и осталась на руках, а было ей чуть больше годика… Из соски кормила.
– Тетя, ну зачем? – попыталась остановить ее Оля. – Опять расстроишься, поднимется давление, состряпаешь себе неотложку, бессонную ночь…
– Я своего брата обожала, красавец, не в пример мне, высокий, сердце золотое… Инженер-строитель, на войне саперами командовал… Знайте, Петя, если вы Ольгу обидите, вам не будет прощенья! Сироту грех обидеть…
– Тетя!
– Ну, молчу, молчу, – как-то испуганно и покорно кивнула Анна Михайловна, чувствуя подступавшую усталость. – Простите… Ну, день такой особенный, вот и понесло, понесло…
– За что же прощать, – рассудительно сказал Петя, чувствуя себя необычайно хорошо и уютно. – Мне тоже вам надо много важного рассказать… Это ведь так естественно, у меня вот тоже что-то голова кружится, – показывая, как это происходит, смешно зажмурившись, он повел головою сначала в одну сторону, затем в другую; в ответ на откровенность ему тоже хотелось сказать сейчас о себе самое главное, сказать все – и тайное, и неприятное; он знал, что именно сейчас, именно здесь правильно поймут и простят; ясный и в то же время как бы предостерегающий, останавливающий взгляд Анны Михайловны заставил его замолчать. К тому же и Оля, вскочив и обхватив его сзади за плечи, не давала ему подняться и, смеясь, тепло дышала в голову.
– Нет, что же это такое? – спрашивала она с обидой. – Прямо какой-то вечер воспоминаний! Вы оба, дорогие, мои, просто удивительные зануды!
– Ольга! – строго сказала Анна Михайловна, намереваясь рассердиться; у нее ничего не вышло, и она тоже тихо и грустно засмеялась.
День на день не приходится; каждую свободную минуту Петя теперь стремился проводить с Олей, у нее в доме; Анна Михайловна совершенно расположилась к нему и принимала как родного, и его стало невозможно застать дома у себя; однажды, когда Оля на неделю уехала, он перед самым вечером заскочил на минутку к себе на квартиру и, открыв дверь и увидев перед собой мать с тяжелыми сумками в руках тоже только что вошедшую, даже не смог скрыть своего недовольства.
– Здравствуй, – сказала Аленка, сунув ему по пути сумки. – Неделю к тебе названиваю, уже беспокоиться начала. Тебя или дома нет, или ты не берешь трубку… Ну как ты? Хотела тебя поздравить, читала твою последнюю статью в «Вестнике»… Свежо пишешь… Есть мысли интересные. Молодец!
– Так ведь стараюсь, мать, – кивнул Петя, пристраивав сумку рядом с зеркалом.
– Ну-ка, не ленись, в холодильник на кухню неси, – сказала Аленка. – Я всего на минутку, здесь продукты, ты же, несомненно, голоден..