Отречение
Шрифт:
– Тут, верно, на машину хватит. Хорошую девчонку с ветерком-то до самого Киева, эх! – шутливо предположил правнук, со смуглым молодым румянцем в лице и с переменчивой шалой синевой в смеющихся глазах, и лесник, хотя и сам довольно смутно определявший подлинную ценность свалившейся им на головы чьей-то захоронки, тоже не удержался от усмешки.
– Коли оно золото, не на одну машину потянет, девку на каждую достанет посадить, – предположил он, и Денис, поморгав, лишь длинно и выразительно свистнул; после этого они дообедали в обоюдном молчании, и лесник, пока пыл не пропал, попросил правнука вновь слазить в колодец, снять там целиковой глины еще лопаты на две, что и было сделано. После этого тихонько чмокнуло в одном из углов колодца, подземный
– Иди, посидим немного, – предложил лесник и кивнул в сторону скамейки. – Не торопись, свое наверстаешь, по молодости всегда кажется, не поспеешь…
– А я никуда и не тороплюсь, – небрежно сказал правнук, подошел, сел рядом, запрокинув голову, прижмурился на жаркое солнце. – У-ух, хорошо… знаешь, я на старых гарях лосей видел… матку с двумя телятами… земляники там – горстями насыпано.
Тотчас и Дик, до того наблюдавший за ними со стороны, положив голову на передние лапы, встал и перебрался поближе к хозяину; пес за последние годы заматерел и стал заметно стареть, теперь он уже не различал самые потаенные лесные звуки и шорохи, шерсть у него блекла, теряла блеск, незаметно приобретая неопределенный, буроватый цвет; шевельнув острыми ушами, пес, взглянув на лесника, скосил глаза на Дениса, затем, вслушиваясь в донесшийся откуда-то непривычный, посторонний звук, сел и втянул в себя воздух.
День перевалил за половину, по небу еле заметно тащились редкие, легкие белоснежные облака.
– Слушай, парень, ты что-нибудь надумал? – неожиданно подал голос лесник, давно готовившийся к предстоящему и неизбежному разговору и никак не решавшийся начать его, и теперь, чувствуя свою беспомощность, все больше сердился на себя. – У тебя за пазухой десять классов, о-ого! – протянул он, но правнук, по-прежнему находясь где-то далеко в своих мыслях, недоуменно поднял густые, темные брови, затем весело рассмеялся.
– А-а, понятно! Жизнь надо устраивать… так?
– Нечего зубы скалить, – почему-то ещё больше расстроился лесник. – Надо, время пришло, значит, надо… В жизни порядок должен быть.
– Какой порядок, дед? – спросил правнук, и в его затененных, налитых солнцем глазах заискрилось бездумное молодое озорство. – Я тебе, дед, надоел? – добавил правнук. – Избавиться поскорее от меня хочешь? Скажи, сам уйду, а то вон откуда заворачиваешь… Или ты москвичей наших наслушался, нажужжали про цель в жизни, про долг, всякая там ответственность перед обществом? А ты лучше сам съезди в столицу, присмотрись к ним получше! Один другому в глаза прямо не глянет, слова прямого не скажет, так и юлят вокруг да около! Все в суете да в беготне. Нет, дед, тяжело мне так, не хочу!
Подавшись в сторону внука, лесник, показывая, что не все слышит, даже ладонь к уху приложил. – этой хитростью он стал пользоваться последнее время, если не находил нужного слова в таких вот, как сейчас, неожиданных поворотах.
– Погоди стрекотать, – попросил он, опять встречая какой-то непривычно острый, по-мужски тяжелый взгляд. – Что-то не разберу… давай по порядку…
– Знаешь, дед, не хитри, – сказал, сдерживаясь и все же не скрывая своего недовольства, Денис, и у лесника стукнуло ко всему привычное сердце и покатилось, покатилось куда-то в обрыв; разгоревшееся лицо парня одним скачком отодвинулось, из затянутых плесенью
Неожиданно для себя провалившись в бездну прошлого, в изнурительные подробности давно отгоревшего дня, струящуюся, перегоревшую от зноя степь, лесник припомнил даже ощущение от удара шашки, с податливым хрустом вспоровшим ярко лопнувшее человеческое тело. Он не то чтобы испугался неожиданного видения, его поразило совпадение; в лице правнука как бы проступило, надломилось лицо того зарубленного им в незапамятные времена своего ровесника – всего один звериный удар… одно мгновение…
Опасаясь встретиться с правнуком глазами, лесник подозвал Дика и, опустив руку на его загривок, зарылся пальцами в густую шерсть; от блаженства и изумления пес затаил дыхание. Денис ничего не заметил; дед для него всегда был главным и самым надежным союзником в жизни, он давно стал для него отцом и матерью, стал чем-то даже большим – самой осмысленностью и надежностью жизни, хотя они никогда об этом не говорили, не ощущали даже такой потребности. Но сейчас ему стало тяжело рядом с дедом, он не понимал себя, своих запальчивых слов, не понимал, что с ним происходит – он никогда ничего не скрывал от деда…
– Ну, ладно, уеду… Место найдется, – пробормотал он не совсем уверенно, заметив сдвинувшиеся брови лесника и сам еще больше хмурясь. – Не веришь, не надо… Не знаю, разрывает в разные стороны… не успею сесть, куда-то тянет… Что такое, дед?
– Пришла пора, – сказал лесник сдержанно. – Говори не говори, все одна видимость, тут не словчишь. Сам мозгуй… Одно не пойму, когда ты успел вымахать с коломенскую версту? Вроде вчера вот такой, чуть выше колена, а глаза продрал, вроде ты за одну ночь в оглоблю вымахал…
– Ладно, дед, тебе так кажется, а мне совсем по-другому, – откровенно радуясь примирению, с облегчением засмеялся Денис, сверкнув крепкими зубами. – Мне-то совсем наоборот, с утра никак вечера не дождусь… тянется время, тянется, чего только не передумаешь… Дед, скажи, а ты хоть помнишь себя молодым… ну, с женщинами… ты, дед, не подумай ничего такого…
– Ну, наука нехитрая, одолеешь, – сказал лесник с усмешкой, неловко, с любопытством покосившись на правнука и тут же отводя взгляд в сторону. – Баба она тоже человек, меня, парень, бабы только и спасали от лютости жизни. Горло перехватит, ни дохнуть тебе, ни крикнуть, а коли настоящая баба рядом – отходит помаленьку, отогревается нутро…
Лесник замолчал, и Денис, подождав, не добавит ли он еще чего-нибудь к своим словам, некоторое время обдумывал услышанное.
– Знаешь, дед, я о другом спрашивал, – прикрывая смущение наигранным смешком, сказал он. – Такую женщину теперь, пожалуй, не сразу встретишь. Скорее всего, не сразу. Ну, а вот так… понимаешь, просто, ну… понимаешь…
– А-а, понимаю, – опять выручая его, улыбнулся лесник. – Ну, ты вглубь да вглубь, а оно по разному случается, бывает… вроде дождик слепой… брызнул, тут же обсох… Теперь, видать, бабы крепкие перевелись напрочь… В Зежск-то приедешь, на что уж ко всему привычный, глянешь, скулы сводит. Брови выдраны, волосы дыбом, штаны трещат. Голой-то, поди, даже лучше, справнее, чем в таком-то разе… Э-э, видать, пропал народ…
– Опять ты, дед, за свое! – теперь уже с некоторой снисходительностью заулыбался правнук, и лесник, подыгрывая ему, согласно кивнул. – Зачем же только со своей колокольни? Народ народом, девушки девушками… Телевизор поставили, а ты хоть раз смотрел популярные передачи? Сразу бы понял – мода есть мода, люди есть люди. Дед, знаешь, какая сейчас самая устойчивая тенденция среди молодежи среди таких вот, как я? Главное – не выпячиваться, оставаться где-то в середине, в тени.
– Про какую ты молодежь толкуешь?