Отрешенные люди
Шрифт:
— Как вам будет угодно, вы ни в моем подчинении. Запретить не могу, сухо ответил генерал и отвернулся.
В середине недели, когда чуть поутихли сибирские морозы, из города под барабанный бой выступил Ширванский полк с развернутыми знаменами. Солдаты плотными шеренгами промаршировали по узеньким улочкам, незаметно срывая с усов быстро намерзающие сосульки, подмигивая встречающимся молодухам и взгромоздившимся на заборы и ворота мальчуганам. Впереди на гнедом коне ехал сам генерал–майор Карл Иванович Киндерман, прикрывая лицо от встречного ветерка теплой
После ухода военных в городе стало совсем безлюдно и покойно. Большинство горожан перекрестились и облегченно вздохнули, возблагодарив Господа за освобождение от постоя воинского люда и, соответственно, посягательств на честь своих жен и дочерей. Полицмейстер Балабанов провалялся после госпиталя у себя на квартире до самой масляной недели, и после выздоровления стал как–то незаметнее и во многих делах покладистее. Обрадованные такой переменой тоболяки шептались: "Проучили солдатики малость нашего супостата, глядишь, попомнит науку…"
12
А в семействе Зубаревых начали всерьез готовиться к свадьбе сына. Решено было ехать свататься на Благовещенье и, переждав Великий пост, при благоприятном ответе со стороны отца невесты, Василия Пименова, в чем Василий Павлович Зубарев нимало не сомневался, закатить по всем правилам свадьбу. Отец с сыном несколько раз выезжали на Орлике будто бы покататься, но на самом деле Зубарев–старший имел надежду еще раз повстречать как бы ненароком на улице Ваську Пименова, перекинуться с ним парой слов, подготовить таким образом к сватовству. Но, как на беду, тот не попадался им ни пеший, ни конный, а вскоре они узнали, что он, верный своим привычкам, умчался куда–то "по делам", как всегда ничего толком не объяснив даже домашним.
— Вернется вскорости, — успокаивал Василий Павлович жену, — никуда не денется…
Но прошло уже Сретение Господне, православный народ дружно и со смирением держал Великий пост, потекли сугробы, осев более чем в половину былой величины. Благовещенье было на подходе, а Василий Пименов в город все не возвращался. Не утерпел Василий Павлович, принарядился и отправился в дом Пименовых, будто по делу какому. Встретила его жена Василия, Гликерия Фроловна, сухая невысокая женщина с угасающим светом в глазах. На ее попечении и был зачастую дом во время частых отлучек хозяина.
— Входи, входи, Василий Палыч, — приветствовала она нежданного гостя,
моргнув дочери, чтоб шла в свою комнатку, — мово–то опять нет дома, ежели по делу, а если посидеть, чайку похлебать, то и я сгожусь.
— Куда же он подевался? — деланно удивился Зубарев, внимательно оглядывая убранство комнаты, ища опытным взглядом следы достатка, слаженной работы женских рук. Особого достатка он не увидел, как и в большинстве домов: домотканые половички, расписные стенки и двери, занавеси из китайки
"Добре, добре, — подумал про себя Зубарев, — знать, у Натальи игла в пальцах держаться будет, добре…"
— И что ему вновь на ум взбрело… — со вздохом отчитывала мужа Гликерия Фроловна, — как блохами накусанный умчался, одного только Тишку из работников и взял с собой, вертопрах этакий. Другие мужики, как мужики, приказных заместо себя отправляют и на ярмарки, и по иным делам торговым, а мой… прости Господи, на месте недели не усидит. Соседей и то чаще вижу, нежели мужа законного.
— Вернется, — монотонно вставил занятый своими мыслями Зубарев.
— Вернуться–то вернется, а потом опять усвищет. Знаю я его. Тут к Наталье сватов грозились заслать, — хитро глянула хозяйка на гостя, — а кто их слать будет, коль хозяина дома сроду не застать.
— Сватов? К Наташке? — встрепенулся мигом Василий Павлович. — А кто свататься собрался? Я, поди, и знаю их?
— Поди, и знаешь, — кивнула головой Гликерия Фроловна, — да чего о том ране времени говорить, коль не приехали покуль, а лишь грозились…
— Так оно, так, — поддакнул Зубарев, — а я вот к Василию по делу…
— Может, я чем помогу?
— Хотел про цены на муку, на лен узнать, какие нынче по весне будут, ответил тот заранее приготовленной фразой.
— А у иных купцов нельзя никак узнать? Не сказывают, что ль? вкрадчиво спросила хозяйка и, не дождавшись ответа, продолжила. — Чай будешь пить али так посидишь?
— Да пойду уже, — поднялся Василий Павлович, — обоз готовить надо.
— Ну, спаси, Господи, — перекрестила его вслед Гликерия Фроловна. — Я хозяину–то скажу, что ты захаживал.
— Скажи, скажи, Фроловна, — одевая шапку, на пороге ответил тот, продолжая думать о своем.
Примчался Василий Пименов в канун Светлого Воскресения. Зубаревы узнали о том на следующий день от знакомых, что видели его на базаре, но ехать свататься перед самой Пасхой было неловко, решили выждать срок, чтоб отправиться после праздника, как принято у всех добрых людей. Но на светлый четверг, вечером, в дом к ним заявился чем–то опечаленный Михаил Яковлевич Корнильев и, не успев снять шубы, сообщил с порога:
— С Федором, братом моим, горе случилось.
— Да что такое? Он, вроде как, с обозом в степь отправился на торги? удивился Василий Павлович.
— Именно так. А вчерась прискакал оттудова верный человек и сообщил, что киргизы его со всем обозом к себе увели и выкуп немалый требуют.
— Да сроду такого не припомню, — всплеснула руками бывшая здесь же в прихожей Варвара Григорьевна.
— Не тронь лиха, пока лежит тихо, — сокрушенно вздохнул Корнильев, присаживаясь на лавку в горнице, куда они прошли для разговора.