Отрезанный
Шрифт:
Именно такую оценку услышала Линда из уст одной служащей полиции, которая записывала ее показания. Из того, что сказала эта женщина-полицейский, выходило, будто бы художница вообще не достойна того, чтобы Дэнни к ней приставал. Вот и получалось, что Линда его просто оговаривала.
А ведь Клеменс, давая оценку действиям полиции, после того как выслушал жалобы своей сестры, так сразу и сказал:
– Их законы – просто курам на смех, а тюрьмы – настоящий детский сад. Нет, сестренка, такое дело следует брать в свои руки!
После этого
– Ты же мне обещал, что здесь я буду в безопасности! – принялась упрекать брата Линда.
– Так и есть, малышка. Дом принадлежит моему приятелю Олли. Ты его знаешь! Это кремень! Скорее римский папа начнет раздавать презервативы, чем Олли откроет рот!
– А если меня кто-нибудь видел на пароме?
– Тогда этот кто-то навсегда лишится языка, прежде чем сказать что-либо твоему Дэнни, – в присущей ему грубой манере заявил Клеменс. – Ну как еще объяснить тебе, чтобы ты ничего не боялась?
Между тем зубы у Линды начали выбивать мелкую дрожь – перекошенные оконные рамы не могли сдержать ураганные порывы ветра, в комнате сильно сквозило, и с каждой минутой художнице становилось все холоднее. Одной рукой надеть на себя пуловер она не могла, а прерывать разговор с братом хотя бы на секунду ей не хотелось. Поэтому, крепко прижимая телефон к уху, Линда подошла к кровати и откинула покрывало, намереваясь в него закутаться, чтобы согреться.
– Скажи, что мне нечего бояться, – потребовала испуганная женщина, присаживаясь на матрас.
– Я клянусь тебе в этом, – заявил Клеменс.
Но этого она уже не слышала – едва голова Линды коснулась подушки, как из ее груди вырвался истошный крик!
Глава 3
– Что там у тебя, черт подери, происходит? – раздался из телефона встревоженный голос брата.
Но Линда не ответила, а только резко вскочила с кровати, как будто укушенная неведомым чудовищем.
– Эй, ты где? Ответь же!
Однако Линде понадобилось некоторое время, чтобы взять себя в руки и немного успокоиться. На этот раз прикосновение к подушке вызвало у нее гораздо большее отвращение, чем прикосновение к сырому полотенцу. Теперь доказательства того, что в доме творится что-то неладное, были еще ощутимее.
– Кровать… – задыхаясь, выдавила из себя Линда.
– Проклятье! Что с ней?
– Я хотела прилечь.
– Да, и что?
– Она теплая! Пропади все пропадом! – не в силах сдержаться, завопила художница. – Клеменс! Ты понимаешь, что это значит?
Кто-то явно лежал на кровати!
Линда чуть было не разрыдалась и, чтобы взять себя в руки и не наговорить глупостей, прикусила себе язык:
– И этот запах! Это его запах!
Кровать пропахла лосьоном, которым пользовался Дэнни после бритья!
– Хорошо! Хорошо! Я тебя понял! – начал успокаивать сестру Клеменс. – А теперь послушай! У тебя просто разыгралось воображение!
– Ничего
И тут до Линды дошло, какую ошибку она совершает, сказав, что Дэнни «был» в доме – постель по-прежнему оставалась теплой, а запах отчетливо ощущался.
Нет, ее преследователь не «был», а «находился» в доме!
Охваченная подобными мыслями, Линда попятилась к двери, а затем стремглав бросилась по лестнице вниз, на первый этаж, где возле вешалки с одеждой начала натягивать на ноги резиновые сапоги.
– Что ты задумала? – спросил ее Клеменс, пытаясь по доносившимся до него звукам определить действия своей сестры, продолжавшей одеваться.
– Я смываюсь отсюда!
– Интересно, а куда?
– Не знаю! На улицу!
– Но там же бушует ураган!
– А мне по барабану!
С этими словами Линда сорвала с крюка зеленую ветровку, быстро натянула ее на себя и открыла входную дверь. Она в первый раз с момента своего появления на острове осмелилась переступить порог дома. Однако в тот день, когда она сюда приехала, на Гельголанде светило солнце, было светло и не так холодно.
От резких порывов ветра глаза начали слезиться, а попытки застегнуть молнию на куртке одной рукой ни к чему не приводили. Все ее усилия оказывались напрасными. На какое-то мгновение Линда потеряла ориентацию в пространстве – из-за охватившего ее возбуждения она выбрала дверь черного хода, располагавшегося рядом с кухней, и теперь оказалась перед каменной оградой, за которой не на шутку разыгралось бушующее море.
– Пожалуйста, будь благоразумной! Подожди немного! – слышались из мобильного телефона возгласы Клеменса.
Но Линда уже не обращала внимания на слова брата. Она лишь помнила, что кратчайшим путем добраться до поселка можно было по тропинке, спускавшейся к морю в сторону южного порта.
– Я перезвоню, как только доберусь до людей… – пытаясь перекричать завывания ветра, заявила Линда.
– Нет! Не отключайся! Да послушай же меня, черт подери! Между тем Линда добралась до тропинки и посмотрела на свинцовые тучи, нависшие над беснующимся морем. Однако здесь она чувствовала себя ничуть не лучше, чем в доме. Напротив, штормовой ветер только усилил растущее в ней чувство опасности.
Этой зимой снег на острове не выпал, но почва с травяным покровом основательно промерзла и покрылась ледяной коркой. Линда остановилась и, насмерть перепуганная, все еще ощущая запах лосьона после бритья, затаив дыхание, стала смотреть сверху на море, которое, подобно разъяренному зверю с широко раскрытой пастью, кидалось на беззащитное побережье.
«Он здесь! Я чувствую это! Он здесь!» – пронеслось у нее в голове.
Тогда Линда обернулась и посмотрела на дом.
Никакого движения не наблюдалось. Мужчины в окнах дома она не увидела. Не было даже подобия тени и за занавесками. Горел только свет в ее мастерской на чердаке под крышей, который Линда второпях забыла выключить.