Отринуть любовь

Белошицкая Ольга

Я долго лежал без движения на камнях, прислушиваясь к себе, как к постороннему, но ничто больше не проникало в мой разум. Я даже задремал в блаженной прострации… А на закате, когда волнение растревоженного мною океана стало утихать, меня снова что-то толкнуло и подбросило вверх.

Я покорно взлетел, прислушиваясь к внутреннему голосу. Тоска и ощущение собственной никчемности снова накатили на меня, но на этот раз среди мрачных картин возможных жизненных неурядиц я вычленил навязчиво повторяющийся приказ принять человеческий облик и броситься на сабли. Образ этот — вот мои клинки, зажатые в скалах так, чтобы я мог налететь на них телом, вот я отхожу назад и падаю на их острие, испытывая при этом неимоверное облегчение — повторился

в череде других несколько раз. Отлично… Приземлившись на скалы, чтобы обмануть контролера, я сложил крылья и потоптался по камням, медленно уменьшаясь и делая вид, что выбираю место. Сконцентрировав столько эгри, сколько могу удержать, я стремительно выскочил в Маар, увидел свои натянутые нити и пустил по ним, словно по проводам, весь собранный мною огонь. Они вспыхнули и осыпались пеплом у меня на теле, а потом и дальше пошли рассыпаться под воздействием этой мощной стихии, оставляя за собой темные дорожки. Я толкнул свой заряд эгри так далеко, как только мог, и продолжал толкать, максимально обозначив конечную точку получателя заряда — обладателя моего слепка. Какое-то время мне казалось, что силы уходят в никуда, но я продолжал жечь уже совсем распавшиеся, превратившиеся в пепел серые полоски, и скоро отчетливо услышал, как где-то далеко, за ядовито-алыми скалами раздался пронзительный вскрик, донесшийся до меня порывом невидимого ветра, взметнувшего по прозрачному дну Маара пепел нитей.

Вернувшись обратно в живой мир, я ощутил облегчение. Было ли оно ложным, просто от осознания собственной победы, или связь действительно сгорела — вряд ли я могу установить это с точностью. Но я был свободен. По крайней мере, от собственного безумия.

С трудом я поднялся в воздух. Все-таки Ворон не так неуязвим, как кажется. Кости ломило, крылья двигались с натугой. Я с трудом добрался до Восточной башни, медленно уменьшился и влетел прямо внутрь. Я люблю это место, хоть и не часто его навещаю. Башня стоит на одинокой скале, расположенной далеко от побережья. Она полупустая, но и здесь есть пол, застеленный прочными теплыми коврами, камин и рабочий стол с гвором, запас воды и еды.

Но я не собирался принимать человеческий облик. Свернувшись прямо там, в большой круглой комнате, чем-то отдаленно похожей на мой рабочий кабинет, я расслабился и закрыл глаза. Никуда я больше не полечу, пока не верну себе силы и не буду уверен, что моим разумом никто не управляет.

Глава 18. Иллирия

Ее разбудило яркое утреннее солнце, ворвавшееся в комнату и залившее бледным золотом все окружающее пространство. Юлька попыталась уснуть, повернувшись на другой бок, но спать больше не хотелось, несмотря ни на что. Она вспомнила свои утренние полеты с Рессером и пожалела, что нельзя взлететь здесь и сейчас: в крепости нагов никто не резвится в воздухе в такую рань. Повалявшись еще немного и посокрушавшись, что нельзя потребовать завтрак в постель, она задумалась о том, что делать дальше. Опасности из Наган-Карха больше не исходило, пора было возвращаться домой, в Саманданг, и срочно наверстывать пропущенные занятия. И хорошо бы заглянуть в Альбре, попрощаться и поблагодарить за гостеприимство, а заодно и поделиться скудной информацией.

Выбравшись из башни Аспида, она нашла хмурого и невыспавшегося Сашу в его собственном кабинете. Секретарь в приемной окинул ее пристальным взглядом и, прежде чем впустить, связался с ним через гвор. Юлька мрачно усмехнулась — раньше надо было думать…

Он сидел, сгорбившись над разрозненной кипой бумаг.

— Раньше почти всем этим занимался Кольер, — вздохнул он. — Объяснял, показывал, учил, но в основном вся рутина ложилась на его плечи. Жаль, что я так мало этим интересовался.

Юлька вдруг вспомнила стопки бумаг на столе у Рессера, аккуратные и не очень, и его шутки, что просматривание отчетов занимает у него добрую половину жизни. И что

у Шандра бумаг вполовину меньше.

— Разберешься, — решив его подбодрить, Юлька хитро улыбнулась. — Ты ж бывший руководитель, сам знаешь принцип: что не умеешь сам — свали на подчиненного. Кстати, всегда хотела спросить — а есть ли у Вечного какие-нибудь личные финансы? Или только средства домена? Ну, если ты вдруг захочешь купить домик на побережье, откуда ты возьмешь деньги?

— Ты даже не представляешь… — ухмыльнулся Саша. — Есть, и огромные. Они наследственные, но наследование идет от одного носителя ипостаси к другому. Прикинь, этим накоплениям тысячи лет… Правда, вступление во владение — достаточно сложная и долгая процедура, всем ведает Реваль, и там многоступенчатая защита от махинаций. Есть вещи, у которых странный статус. Например, Наган-Карх — теперь моя личная, Нигейра Алекса, собственность, а вот Нагр — собственность домена Наган-Карх, и моей личной собственностью не является. Хотя эти моменты мне гораздо понятнее и ближе, чем те же коэффициенты концентрации эгри в первом слое витасферы или преломления наэра при наложении ментасферы на некрос, — усмехнулся он. — Хотя Рейнард умел сделать сложное понятным. Жаль, конечно, что так вышло…

Юлька вдруг вспомнила свой неоднозначный разговор с Рейнардом на верхней площадке башни Аспида.

— Саш, покажи мне коллекцию светящихся фигур, — попросила она неожиданно.

Он повел ее в соседний кабинет — бывший кабинет Кольера, просторный и светлый, с окнами, выходящими на столицу Ирнана, расположившуюся у подножия и на склонах горного хребта. За скрытой в нише декоративной панелью-дверью обнаружилась еще одна комната, мгновенно напомнившая Юльке Северную башню с ее архаичной тяжеловесной мебелью, причудливыми старинными вещами и странным внутренним устройством. Там, на полу, стояли 13 фигур высотою в пол-человеческих роста, каждая из которых казалась живой благодаря исходившему от них свечению. Юлька с жадностью разглядывала их по очереди, удивляясь, насколько тонко, виртуозно и естественно они сделаны. Дойдя до Элианны, она с внутренним страхом протянула к ней руку.

Фигурка была теплой на ощупь, а тело ее, выполненное из нежно-розового камня, слегка мерцало.

— Кольер тебе о ней ничего не говорил?

— Говорил, — кивнул Саша. — Что она неоднократно оживала за время отсутствия Элианны, но потом потухала. Это значит, что потенциальный кандидат появлялся, но не доходил до воплощения.

— А Рейнард?

Саша пожал плечами.

— Вроде нет. А должен был?

— Не знаю, — прошептала Юлька.

Уходя, она сообщила Саше, что возвращается в Саманданг.

— Может, ты все-таки останешься? — спросил он хмуро.

— Я буду навещать тебя, — заверила она его. — До тех пор, пока ты опять не попытаешься посадить меня под замок.

— Тебя посадишь, как же, — буркнул он. — Хлопот потом не оберешься.

Стремительно сиганув с верхней площадки — теперь, после короткой, но эффективной школы полетов на севере, никакие ветра ей были не страшны, — Юлька твердо решила, что проверит заявление Рейнарда прямо сегодня. Прежде, чем отправиться в Ар Иллим, она заскочила в Альбре, поделиться новостями.

Шандр выглядел бодрее, чем накануне, но было заметно, что ему все еще тяжело. Рессер так и не вернулся. Выслушав ее рассказ, он откинулся назад в кресле и закрыл глаза, обдумывая услышанное.

— Вернуть Румянцева на Старую Землю в общем-то не проблема, — сказал он после паузы. — Надо будет поработать над легендой, конечно, а если без нее, так это и вовсе дело одного-двух дней. Другой вопрос в том, что следует разобраться, кто действовал его руками. И Алексу будет трудно объяснить его исчезновение. Наги не поймут такого поступка. Рано или поздно ему все равно придется выбирать — или уважение последователей и подданных, или спасение шкуры бывшего друга. Предъявить истинного виновника тут выглядит наилучшим решением.