Отрочество. Автобиография… почти. Книга вторая. Цикл «Додекаэдр. Золотой аддон»
Шрифт:
Сперва она подняла со стола синий платок и, завязав на одном его конце узел, взялась за него и, выставив вперед свободную руку, поставила платок ребром на ладонь. Убрала правую руку, но платок не упал, продолжая стоять, как будто сила тяжести на него уже не действовала. Смяв его, девочка бросила платок одной из ассистенток и взялась за веревочку. Завязала посередине узел, взяла ножницы и разрезала его. Потом скрутила веревку клубком и, взявшись за один конец, отпустила весь клубок, позволив ему раскрутиться до конца и убедиться в том, что хотя шнурок и был разрезан посередине, то каким-то невероятным образом вновь соединиться в одно целое. После этого она все же разрезала его пополам и завязала каждый конец друг с другом, получив при этом два кольца, которые были совершенно одинаковые и ничем не выдавали своего секрета. В следующее мгновение одно кольцо прошло
Музыку выключили, и ассистентка собрала со стола весь реквизит, включая настольную скатерть, вышитую блестками и имеющую замысловатый рисунок, больше напоминающий цветы или что-то в этом роде.
Меня этот номер мало удивил, так как все фокусы я знал, исключая разве что треугольник, хотя и о его конструкции имел представление.
Как я уже заметил, кроме нас, здесь никто не репетировал. Видимо, у них так было всегда, когда приходил кто-то записываться. Тогда-то ему и показывали тот жанр, которому пришедший хотел научиться. В данном случае это был я, но честно сказать, номер не произвел на меня того впечатления, на которое я почему-то рассчитывал. Уж очень он был как-то сух и непродолжителен. Может, так было только сейчас? Нет, как я знал из книг, репетиция – это обычно то же самое выступление, но только без костюмов и публики. Именно так и раскрывается талант! Здесь же было что-то не так!
– Вот, это все, что мы показываем из жанра фокусов, – сказала Любовь Васильевна, откинувшись к спинке стула, – но я искренне надеюсь, что ты внесешь в этот жанр что-то большее и сможешь занять место фокусника, освободив от этого Настю.
– Но вы же говорили, что она будет работать со мной.
– Как ассистентка – да, но не как главная исполнительница.
– Ясно.
– Видишь ли, она участвует во многих номерах и, честно говоря, еле успевает переодеть костюм для следующего выхода. Она слишком много взяла на себя номеров, хотя ни я, ни кто-либо другой не заставляли ее этого делать. Настя – одна из немногих, кто учится, учится и еще раз учится, осваивая один жанр за другим. Здесь все так делают, но она лучшая ученица.
– В таком случае, почему же вы не уберете этот номер из программы? – спросил я, взглянув на Иннокентия, а затем на Настю.
– Как ты сам понимаешь и знаешь, какой же цирк без фокусов или другого жанра. Настоящий цирк должен включать в себя все! И не важно, что номер короткий. Главное, чтобы безукоризненно исполнялся. Стиль, манера – вот что главное.
– Вы меня, конечно, извините, но что-то я не заметил ни того, ни другого.
– Девочка просто устала. Уж слишком много выступлений пришлось нам сделать за эту неделю. Они все устали! – развела руками женщина, указывая на весь коллектив.
– Я понял! Но почему же тогда вам не хватает участников? Как я вижу, здесь находится как минимум двадцать человек.
– Двадцать четыре, – уточнила Любовь Васильевна – но и их иногда трудно найти дома. К тому же шесть из них полностью посвящены в клоунские репризы и, кроме этого, мало что умеют. Трое из мальчишек, кроме эквилибра на катушках, ничего не знают. Да я уже не прошу от них чего-то большего – все равно не справятся. Только время потеряют.
Я не знал, о ком она говорила, но понял сразу же, видя, как трое ребят вдруг покраснели и опустили голову. Хотя на самом деле им не было стыдно. Это угадывалось по их улыбкам, которые долгое время не сходили с лиц и, скорее всего, не думали сходить.
– Ладно, – сказала женщина, встав со стула, – довольно о нас. Давай лучше
– Многое, но говорить об этом я не буду, так как следую правилу – никогда заранее не предупреждать публику о том, что я хочу показать, иначе большого впечатления фокус не произведет.
– Понятно. Тебе нужно время для подготовки?
– Да. Немного, если можно!
– Ты будешь раскладывать все прямо здесь или предпочитаешь где-нибудь в другом, более уединенном месте, чтобы мы не видели секретов?
– Зачем же где-нибудь? Можно и здесь, а о секретах вы и так не догадаетесь. Все слишком тщательно спрятано.
– Ну, что ж, тогда вперед! Не буду тебя задерживать.
Я, не спеша взял чемодан и подошел к столику, совершенно обыкновенному, без всяких хитроумных приспособлений. Открыв, я достал свое собственное покрывало и накрыл его, предав более соответствующий вид. Затем стал вынимать свой реквизит, по большей части сделанный собственными руками или с помощью друзей. Таким образом, вскоре столик был полностью загружен моим «хламом». Приготовившись, я еще подумал: «Надеюсь, у меня выйдет лучше, чем у нее, хотя гордость – это тоже плохо!» – и сказал:
– Музыку, пожалуйста!
Заиграла вступительная часть знаменитого блюза Луи Армстронга. Я ее как раз недавно прослушивал и улыбнулся такому повороту событий. Так как у меня была эта мелодия, я прекрасно знал все паузы или переходы от плавного темпа к более быстрому. Следовательно, у меня было больше шансов выступить безупречно.
Тем временем аудитория перестала разговаривать и, усевшись более удобно, стала наблюдать за мной. Я-то знал – в каждом моем движении они будут искать секрет или подвох, но об этом, как ни странно, я не беспокоился, так как за три года, сам того не замечая, сумел скрыть от посторонних глаз всю сложную технику трюков. Итак, настал момент, и я приблизился к столику!
Перво-наперво я взял со стола большой серый платок, накинул его на левую руку и, сделав несколько таинственных движений, стал вынимать из него разноцветные блестящие платочки, но уже меньших размеров. Достав таким образом четыре штуки, я снял с руки большой платок и показал его со всех сторон, чтобы зрители убедились, что в нем нет никаких секретов. После этого взял двухметровую веревку, на которой в трех местах висели привязанные к ней платки. Подозвав двух ближайших девочек, я дал им по концу веревки, а сам накрыл ее большим платком, закрыв при этом все три маленьких платочка. Взял ножницы и, заведя руки под платок, стал резать веревку, вынимая и показывая всем три целых шелковых платочка. Затем взял концы веревки у девочек, отпустив их на свои места и как бы нечаянно уронил один конец. Платок слетел, предоставив на всеобщее обозрение целую и невредимую веревку, без узлов или каких-либо других приспособлений. Улыбнувшись, я взял ее в левую руку и стал завязывать на ней узлы. Сделав три и показав их аудитории, я смял веревку, и стал осторожно тянуть за кончик. Веревка удлинялась, но узлов на ней почему-то не было. Может они остались на веревке? Но нет, и там тоже их не было. Я взялся за веревку двумя пальцами обеих рук и, растянув ее горизонтально, показал ладони зрителям, и там ничего не было. Тогда я снова намотал ее на руку и резко дернул за конец. Как по волшебству, на веревке опять оказалось три узла. Такой я ее отбросил в сторону, а из кармана достал «обыкновенную» игральную колоду карт. Показал ее со всех сторон и, взяв одну, поставил на стол ребром. Стоит! Сделав удивленное выражение лица, я положил на нее еще одну карту. Все равно стоит! И еще одну, и еще… Вскоре на столе было уже две таких пирамиды. Затем, все собрав и перетасовав, я положил их на стол и показал зрителям небольшой серый мешочек. Как снаружи, так и внутри, он был совершенно обыкновенным и без каких-либо секретов. Но стоило мне кинуть туда колоду карт и сделать несколько пассов, как оттуда я уже вытащил целый карточный домик. Все карты были соединены друг с другом и не разваливались по отдельности.
Отбросив в сторону и мешок, я взял со стола журнал и, не спеша, перелистал его. Затем взял стакан и налив туда обыкновенной воды, стал помешивать ложкой, но как только собрался ее вытянуть, стакан полетел за ней как прикованный. «Удивившись», я вновь помешал и благополучно извлек ложку из стакана. Раскрыл журнал и вылил между его страницами всю воду. Еще раз помешал и стал выливать обратно, но… О чудо! Прозрачная вода окрасилась в малиновый цвет. Улыбнувшись, я ее быстро перелил и перешел к последнему трюку.