Отродье ночи (Шорохи)
Шрифт:
— Хорошо, — сказал он, — в дальнейшем мы успокоимся. Я хотел сказать, впереди у нас много ночей, правда?
— Много-много. Когда любовь уйдет, мы привыкнем друг к другу. Я буду ложиться спать в бигуди...
— А я буду курить в постели и смотреть телевизор.
— Бр-р-р.
— Конечно, пройдет некоторое время, пока чувство потеряет свежесть.
— Совсем немного времени.
— Лет пятьдесят.
— Или шестьдесят.
Им не хотелось расставаться, но Хилари пересилила себя, поднялась и оделась.
Тони надел джинсы и рубашку.
Проходя по гостиной, Хилари остановилась и,
— Я хочу взять несколько лучших работ и показать их Стивенсу на Беверли-Хиллз.
— Он не возьмет их.
— Я хочу попробовать.
— Это одна из лучших галерей.
— Зачем начинать с плохих?
Он пристально смотрел на нее и думал о чем-то.
Наконец, Тони сказал:
— Может, я брошусь.
— Бросишься?
Он рассказал ей о встрече с эмоциональным Юджином Такером, бывшем торговце наркотиками, а теперь — дизайнере женской одежды.
— Такер прав, — сказала она. — Но тебе не надо никуда бросаться. Достаточно слегка подпрыгнуть. Ты ведь не оставляешь ни работу, ничего. Все остается с тобой.
Тони пожал плечами.
— Стивенс, конечно, поставит меня на место, но я, точно, ничего не потеряю, разве что он посмеется надо мной.
— Перестань, Тони. Отбери несколько лучших, на твой взгляд, картин, и я встречусь со Стивенсом либо сегодня вечером, либо завтра.
— Выбери сама. И покажи Стивенсу, когда увидишься с ним.
— Но я думаю, он захочет встретиться с тобой.
— Если картины ему понравятся, тогда и встретимся. В таком случае я сам буду рад встрече.
— Тони...
— Я не хочу присутствовать, когда он скажет, что картины, конечно, хороши, но это дилетантизм.
— Ты невыносим.
— Осторожен.
— Пессимист.
— Реалист.
На рассматривание всех холстов ей не хватило бы времени. Она удивилась, узнав, что еще полсотни картин лежали в шкафу, вместе с рисунками и карандашными набросками. Хилари выбрала шесть картин из висевших на стенах. Они завернули их в старую простыню. Тони обулся, помог снести полотна вниз и положить в багажник. Хилари закрыла багажник на замок. Они стояли, глядя друг другу в глаза, не хотелось прощаться. Свет от фонаря падал на асфальт: Тони и Хилари стояли на грани света и тьмы. В ночном небе сияли звезды. Тони нежно поцеловал Хилари. Ночь была холодна и тиха.
— Скоро рассветет, — сказал он.
Они еще раз поцеловались, потом Тони открыл для нее дверцу.
— Ты сегодня идешь на работу?
— Нет... после Фрэнка. Я должен только написать отчет, но это займет не более часа. Я взял несколько дней. Теперь у меня много свободного времени.
— Я тебе позвоню днем.
— Я буду ждать, — ответил Тони.
Она ехала по пустынным тенистым улицам. Хилари почувствовала голод и вдруг вспомнила, что дома у нее ничего нет, чтобы приготовить завтрак. Она повернула налево и поехала к ночному магазину, купить молока и яиц.
Тони подумал, что Хилари доберется до дома минут за десять, и, чтобы убедиться в этом, он снял трубку. Хилари не отвечала. Раздались мерные гудки, потом что-то щелкнуло, зашуршало и связь отключилась. Он нажал на рычаг и еще раз позвонил, тщательно набирая каждую цифру, но и на этот раз повторилось примерно то же. Тони
Он позвонил на телефонную станцию. Телефонистка попробовала дозвониться для него, но тоже не смогла этого сделать.
— Может, трубка снята с рычага? — предположил Тони.
— Кажется, нет.
— Что вы можете сделать?
— Я сообщу, что номер неисправен. Его проверят.
— Когда?
— Этот номер принадлежит пожилому человеку или инвалиду?
— Нет.
— Тогда это сделают в обычном порядке. Один из наших работников зайдет по адресу часов после восьми.
— Спасибо.
Он положил трубку на рычаг. Тони сидел на краю постели и смотрел на скомканные простыни, где лежала Хилари, потом вновь перечитал запись в телефонной книжке, где был записан номер Хилари.
— Неисправен?
Конечно, при переключении телефонов могла произойти ошибка. Могла. Но вряд ли: это почти исключено. Вдруг он вспомнил об анонимных звонках, продолжавшихся целую неделю. Обычно такие люди имеют сложности в общении с женщинами; почти все, что звонят таким образом, трусливые подлецы, им и в голову не придет мысль о насилии. Обычно. Почти без исключения. Как правило. А вдруг этот мерзавец — исключение из общего правила — один из тысячи, который действительно опасен.
За окном еще царила ночь. Вдруг запищала какая-то птица. Это был пронзительный писк, сжимающий сердце: птица порхала с ветки на ветку, точно кто-то, безжалостный и голодный, преследовал ее. Лоб Тони покрылся испариной. Он вскочил с постели. Что-то случилось с Хилари. Что-то случилось. Очень страшное.
Хилари задержалась в магазине, покупая продукты, и поэтому приехала домой через полчаса после прощания с Тони. Она проголодалась и почувствовала приятную усталость. Хилари уже мечтала о сырном омлете, украшенном мелконарезанной петрушкой, и о нескольких часах сна. Хилари поставила «мерседес» у дверей дома, не стала загонять его в гараж.
Автоматическая поливальная установка с шипением распыляла воду по глянцевитой траве газона. Вверху, среди пальмовых крон, шелестел ветер.
Она вошла через главный вход. Гостиная была погружена во мрак. Еще вчера, предвидя позднее возвращение, Хилари оставила в фойе гореть лампу. Прижимая к боку сумку с продуктами, она заперла дверь на ключ.
Хилари повернула выключатель и, сделав два шага, вдруг замерла, пораженная представившейся картиной. Все было перевернуто вверх дном. Настольные лампы с изорванными абажурами валялись на полу. Сваленный стеклянный шкафчик разбился вдребезги, побилась дорогая коллекция фарфоровой посуды. Мелкие осколки блестели на ковре, столе, каминной доске. Была изрезана обивка на софе и креслах: выдранная вата клочьями разлетелась по комнате. От деревянных стульев остались обломки, годные, разве что, топить камин. Кто-то, видимо, колотил ими о стену: покрытие было изуродовано ударами. У антикварного столика сломали ножки; из шкафа были вытянуты ящики и тут же брошены. Картины, изрезанные в лоскутья, криво висели на стенах. Зола из камина усеивала дорогой ковер. Ни одна вещь не избежала горькой участи; даже каминный экран был отброшен в сторону и разломан на части.