Отрок (Части 1-6)
Шрифт:
– Конечно, согласится! Как в таком деле отказать можно?
– Не побрезгует? Он же христианин, для вас самоубийство - грех страшный.
– Не грех, наверно, он же безумен был от горя. А дядька Лавр тебе не откажет, ты же его племянника спасла.
– Я его только из леса привезла, да тебе как лечить подсказала, а спасла его ты. Если по правде говорить, у него теперь две матери - ты ему часть своей жизни отдала, как любая мать своему ребенку.
– Ой, баба Нинея, ну что ты говоришь такое? Лечила я его, просто лечила и больше ничего.
– Молодая, ты Людмила, сильная, вот даже и не почувствовала как жизнью делишься,
– Я осторожно буду…
– Не бывает в этом деле осторожно, если уж взялась за больного или раненого, то уже не остановиться. Послушай меня, девонька, внимательно. Вы, молодые, о смерти не думаете, это у всех одинаково, не только ты такая. Но подумай о другом. Я твоей силы не знаю, ты еще не выросла, а сила будет с тобой расти. Но если станешь ее тратить щедро, то и не вырастешь. Будешь тратить не очень щедро, но все равно с излишком - вырастешь, но детей рожать не сможешь. Так, что сама выбирай: либо больным свою силу отдать, либо детям.
– А потом? Ну, когда у меня уже дети будут?
– От него?
– Баба Нинея! Причем тут он? Я просто так спрашиваю, от кого-нибудь… Ну будут же у меня дети когда-то!
– От кого-нибудь, не знаю, а от него дети хорошие поучатся. Вы, будто созданы друг для друга, ты потому так легко с ним и сливалась, когда лечила.
– Баба Нинея! Ну чего ты меня сватаешь? Может я еще лучше найду. Ты лучше дальше рассказывай: что будет, когда у меня свои дети появятся? Сила уйдет? Или, наоборот, прибавится?
– Не знаю, девонька… Я ведь так же, как твоя мать, не все перенять смогла. Вернее та ведунья, которая меня учила, не всему могла научить. Вот ее учительница сильна была, очень сильна. И не только своей силой. Когда тяжелый больной попадался, она детей своих вокруг себя собирала и общей силой лечила. Говорят, даже могла и чужих людей, когда надо было, к этому привлечь. И тогда такой сильной становилась… Словами это не объяснить. И жила очень долго, я ее еще застала, даже расспросить пыталась… Не вышло ничего. Ты не думай, она не таилась, просто не дано мне это…
– Расскажешь? Может, у меня получится?
– Нет, нельзя объяснить того, чего не понимаешь. А про Мишаню я тебе не зря говорю. Та старая ведунья тоже не все могла. Была одна вещь, которая ей не давалась, хотя ее этому и учили. Кто уж учил - не знаю, но учили, она сама говорила. И дело было не в ней самой, а в том, что мужчину подходящего она найти так и не смогла. Говорила она так. Светлые боги не зря людей на две половины разделили - мужчин и женщин. Женщина может в себе силу собирать, может и отдавать, а управлять ей почти не может. Ты вот Мишане просто силу отдавала, а направить ее, куда следует, не могла, потому так много ее и потратила. Управлять же этой силой может только мужчина, но у него ее почти совсем нет - только чтобы самому жить. Так вот, если сходятся вместе подходящие мужчина и женщина, они вместе очень много могут. Женщина силу дает, а мужчина ее направляет. Может, кстати, и обратно вернуть и тогда женщина еще сильнее становится и еще больше силы ему отдает, а он опять ей возвращает, и так много раз. Такая пара может очень многое… И не только лечить, и не только добро творить, но и зло…
– И я с Мишкой…
– Все может быть… Кто ж знает?
– Ты говорила:
– Да, что-то от тех сил и ей оставалось, или сама себе оставляла. Иногда так и говорила: "Я твоего сына или мужа, или еще кого-то, спасу, но ты за это на пять лет постареешь, или на десять". Иногда, рассказывали, вообще жизнь на жизнь меняла. А сама все жила и жила.
– Жизнь на жизнь… И соглашались?
– Вот будут у тебя свои дети, тогда поймешь, что можно и на такое согласиться.
– А отчего же она умерла?
– Убили ее. Князь дружинников прислал - варягов, а с ними трех попов греческих… Ну и убили. То ли не смогла защититься, то ли не захотела… От жизни, ведь, тоже устают. А может, не захотела смотреть, как древние устои рушатся, новая власть приходит, новый бог…
– А как ее звали?
– Яга.
– Пи-и… ть…
– Ой, очнулся! Пить просит!
– Сиди! У тебя руки от слабости дрожат, не сможешь напоить, только обольешь. Я сама.
– Мишаня, ты глаза-то открой, вот оно питье - перед тобой. Все, все, сразу много - нельзя. Я тебя, Мишаня, сейчас спрашивать буду, так ты глазами моргай, говорить тебе пока не надо. Если да - глаза прикрой, если нет - глазами туда-сюда поведи. Ну-ка, попробуй. Голова не кружится? Хорошо, молодец. Теперь вздохни сколько можешь. Где больно, здесь? А здесь? Тело все чувствуешь: ноги, руки? Шевельни-ка пальцами на руках. Теперь на ногах. Совсем хорошо. Повезло тебе: удар вскользь пришелся. Ребра у тебя, конечно сломаны, но хребет цел и обломками костей нутро не поранено. Людмила, не вставай!
– Я только глянуть…
– Насмотришься еще, даже надоест. Что ж ты натворил, Мишаня? Разве можно у подранка на пути становиться? Счастье твое, что он уже чуть жив был: ударил и сам упал тут же. Потому, наверно и удар неверным оказался. Повезло. И еще раз повезло - пес у тебя умница. Сюда прибежал и меня к тебе привел. А потом третий раз повезло, когда я его с твоей шапкой домой отослала, он твою подружку лекарку первой нашел. Она тебя, считай из-за кромки и вернула, я бы не смогла. Везучий ты, Мишаня. Только сколько же можно везение испытывать? Рано или поздно везти перестанет. Ладно, отпей еще пару глотков и спи. Сон - лучше лекарство.
– Как он, баба Нинея?
– Даже лучше, чем я думала. Везунчик. Любят его светлые боги.
– Он христианин.
– Он - никто. В нем вообще никакой веры нет, можешь не сомневаться, я знаю.
– Вообще никакой? Так же не бывает!
– Бывает. Трудно таким - надеяться не на кого, кроме себя, да близких людей: друзей, родных. А еще трудно, потому, что самому приходится добро от зла отличать, а не по тому, как вера учит.
– Так за что же его боги любят, если он им не поклоняется?
– А сами боги себе поклоняются? Требы кладут, молитвы возносят?
– Так он, что… Бог?
– Глупостей-то не болтай! Мальчишка он. Может немного необычный, но мальчишка. В каждом из нас есть частица бога, потому, что мы - их потомки. А в нем, наверно, эта частица чуть побольше, чем у других. Вот и все.
– А может, кто-то из богов с его матерью согрешил? Вот и оберегает свое чадо.
– Нет, не чувствую я в нем ничего такого… Нет. Я бы заметила. Человек он. Смертный человек - сын смертных людей, только… Не знаю, как сказать… Есть в нем что-то такое… Ты, когда его лечила, ничего не заметила?