Отрок (Части 1-6)

Красницкий Евгений Сергеевич

– Кхе! Гляньте-ка, музыканты!

Действительно, на дороге стояли четверо из оркестра, сопровождавшего выступления Мишкиной "труппы" - двое парнишек, игравших на рожках, флейтист и "ксилофонист". Когда дед подъехал к ним вплотную, все четверо сдернули шапки и уткнулись лбами в грязный, перемешанный с навозом, дорожный снег.

– Боярин! Корней Агеич, батюшка!
– Возопил "ксилофонист", обладатель астрономического имени Меркурий.
– Смилуйся, не дай пропасть! Возьми к себе, хоть холопами, хоть кем! Если не

меня, то хоть детишек пожалей, пропадут! Приюти, батюшка боярин, мы отслужим!

– Ну-ка, поднимайтесь, нечего грязь носами ковырять! Что, Своята выгнал?

– Сами ушли, боярин батюшка, мочи не стало!

– Сами? Кхе… И чем же он вас так утеснил?

– Всем, батюшка боярин, голодом, холодом, побоями, попреками, угрозами. Сколько бы не заработали, все равно, должны ему. Ты не подумай, мы вольные и кабальных записей на нас нет, просто Своята все время твердил, что мы зарабатываем меньше, чем он на нас тратит. Совсем сил никаких не стало. Возьми, боярин, хоть детишек, я-то выкручусь, как-нибудь.

– Кхе! Куда ж я вас…

– Боярин!!!

– Да не ори ты! Думаю я, а не гоню. Так просто такие дела не решаются. Ждите здесь, Михайла, пойдем-ка, с матерью поговорим.

Мать уже сама выбралась из бывшего скоморошьего фургона и шла к передним саням, следом за ней потянулись и пацаны.

– Вас кто звал? Кыш по местам! Аня, слышала, наверно, все, что скажешь?

– Дети еще совсем, пропадут. Я с ними еще там, в Турове поговорила, все - сироты. А Своята их и правда в черном теле держал, не врут. Вон тот крайний - Артемий - выглядит как Кузька, а на самом деле старше Михайлы на год.

– Кхе! Значит, брать?

– Не знаю, батюшка.
– Мать жалостливо вздохнула.
– Меня вот Никеша на могилку к родителям сводил, так я, как будто повидалась с ними, на душе посветлело, а этим и пойти-то некуда. Жалко ребяток.

– Так брать или нет?

– Воля твоя, Корней Агеич, а я бы… - Мать немного помолчала, снова вздохнула.
– Я бы взяла.

– Андрюха, ты?
– Дед повернулся к Немому.

Немой ткнул указательным пальцем в Мишкину сторону, потом тронул свою гривну десятника.

– Хочешь сказать, что с ними в Младшей страже почти полный десяток соберется?
– "Перевел" дед.

Немой кивнул.

– Значит, брать… Ну, а ты, Михайла, что скажешь?

– Мне, вроде бы и невместно… - Мишка изобразил скромность, хотя взять ребят хотелось.

– Спрашивают - говори!
– Дед почему-то начал сердиться, было похоже, что ответы матери и Немого ему не понравились.

– А прокормим?
– осторожно спросил Мишка.

– Не объедят, да и бездельничать не будут.

– Тогда - брать.

– Вот как!
– дед подбоченился и критически оглядел собеседников с высоты седла.
– Одна пожалела, второй к делу пристроил, третий прокормом озаботился! А думать я за вас должен? Так что ли? Ладно, эти

обалдуи, но ты-то, Анька, знаешь же!

– О чем ты, деда?
– Мишка все еще не мог уразуметь причины дедова недовольства.

Дед сердито молчал, и мать, в очередной раз жалостно вздохнув, пояснила вместо него:

– Мишаня, не берут в Ратное чужих.
– Мать беспомощно развела руками.
– Девок в замуж приводят, а мужиков или парней… Такой уж обычай за много лет сложился. Ты об этом, батюшка?

– О чем же еще?
– Дед пристукнул деревяшкой в железное донышко кожаного ведерка, заменявшего ему правое стремя.
– Как я их перед сотней поставлю? Только если холопами. А если холопами, тогда какая же Младшая стража?

– Но Пашку же привели, когда у него родители померли.
– Вовремя припомнил прецедент Мишка.

Мать опять ответила вместо деда:

– Он - родич, Мишаня, его старшая сестра, которая в Ратном замужем, к себе взяла. А почему вы его Пашкой зовете? Он же Пантелей, должен быть Панькой, а не Пашкой.

– Нашла время выяснять!
– Досадливо оборвал невестку дед.
– Если ничего другого не придумали, тогда два пути: или отправляем ребят на все четыре стороны, или едем назад в Туров обельные грамоты выправлять. Они и в холопы согласны, сами сказали.

"Блин, вот ведь ситуация! Деду, видимо, и самому хочется ребят взять, а обычай не позволяет, потому он и злится. А чего тогда нас спрашивал? Думал, что мы какой-нибудь выход придумаем? Что же тут придумаешь, было бы хоть какое-нибудь дальнее родство… Можно, конечно и соврать: мол, дальних родственников из Турова привезли, но это дед и сам придумать мог бы, наверно не хочет врать… Стоп, сэр Майкл! Родство! Как же я сразу-то…".

– Мама, - торопливо, пока дед еще не принял окончательного решения, спросил Мишка - а родство обязательно кровное должно быть? Вот, если, скажем, крестник, это как?

– По христианским канонам крестный отец или мать - те же родичи. Даже очень близкие - в брак вступать нельзя.

– Деда, - Мишка задрал голову к возвышающемуся в седле Корнею, - а давай их окрестим! Станут нашими родственниками. Мы же Княжий погост будем проезжать, там церковь есть.

– Мишаня, - не очень уверенно возразила мать - у них же имена христианские, их крестили уже…

– Кашу маслом не испортишь, - Мишка решительно рубанул рукой воздух - окрестим еще раз!

– Ты что, сынок?
– Мать мелко перекрестилась.
– Грех это!

– Святое крещение грех? Мама!

– Кхе! Михайла, как у тебя язык-то в узел не завязывается?

– Деда, ну что тут такого? Появилась затруднение, я придумал, как из него выйти. Да вообще, давай у них самих спросим!

– Ну, давай, спросим.
– Дед призывно махнул музыкантам рукой.
– Эй, ребята!

Квартет рванул с места, как наскипидаренный.