Отрок. Покоренная сила.
Шрифт:
— Исчадия ада! — Отец Михаил даже передернулся от отвращения. — Этакую мерзость в село принести! А сказали, ведь, что это ты велел. Так?
— Да люди это, отче! Просто одежда…
— Не упорствуй в слепоте своей, отрок! То, что ты их обычным оружием поверг, еще ничего не значит!
"Блин! Он же их только ночью в свете факелов видел! Картинка была — еще та. Ну что ж, значит, вариант «Б». Будем нечистую силу и дальше повергать".
— В том-то и дело, отче! Души их, конечно
— Зачем? Плоть — ничто, дух — всё! Если души погублены… Погоди, души? Так ты уверен, что это люди, а не демоны?
— А как бы я их тогда обычным оружием? Язычники, разумеется, нечистой силе продавшиеся, но люди. Я их убивал, мне ли не знать? А теперь им, то есть, их телам можно людской образ вернуть.
— Для чего? Плоть — прах есьм…
— А пастве силу Креста Животворящего лишний раз показать?
Монах задумался.
"Ну, давай же, отче, давай! Язычников в истинную веру пачками обращаешь, а тут еще и демонам человеческий облик вернешь, пусть и дохлым. В самую жилу! Прославишься деяниями великими!".
— Гм… И что ж ты делать собрался?
— Не я, отче — ты! Покропи святой водой, молитву нужную сотвори, с них демонская шкура и слезет. А под ней — человеческое тело. Я уверен! Пусть язычники увидят…
— А если не слезет? — Отец Михаил все еще сомневался. — Откуда такая уверенность, Миша? Ты что-то знаешь? Что? Почему не откроешься?
— Отче, соблазн-то какой! Просто два убийства на душу принять или двух демонов повергнуть и прославиться? Избавь меня от соблазна, испытай убитых святой водой и молитвой.
Последний аргумент, кажется, подействовал. Отец Михаил окинул взглядом иконостас, словно спрашивая совета, пробормотал, осеняя себя крестом: "Господи, вразуми раба твоего" — и наконец согласился.
— Хорошо. Ступай, я сейчас.
Группа любопытствующих, толпящихся около церкви, заметно увеличилась. Прошка, ощущая себя центом внимания, что-то объяснял, как всегда бестолково и часто повторяясь, но вновь подходящие зрители повторам только радовались.
"Заметьте, сэр, и это — в разгар полевых работ! В сущности, меняют хлеб на зрелище. Нет, род людской, все-таки, неисправим".
При мишкином появлении разговоры смолкли, и все присутствующие уставились на него. Надо было как-то заполнить паузу до появления Отца Михаила, поэтому Мишка громко, так, чтобы слышно было всем, заговорил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Сейчас отец Михаил вернет этим чудищам человеческий облик, ибо не демоны это, а люди, закосневшие в язычестве и продавшие душу дьяволу. Служба силам тьмы так их изуродовала, что и смотреть страшно, но святая молитва это уродство снимет, и вы узрите их истинный облик.
Слушали внимательно и Мишка решив,
— Господь сотворил человека по образу и подобию своему, и если кто-то, как эти — Мишка указал на покойников — продаются Врагу рода человеческого, то утрачивают, рано или поздно, подобие божье. Однако Святой Матери нашей Православной Церкви известен способ открыть их истинное обличье…
Взгляды слушателей вдруг переместились куда-то Мишке за спину, он понял, что из церкви вышел отец Михаил и умолк. Монах был строг и сосредоточен, шествовал уверенно, но не смог заставить себя взглянуть на «демонов», даже подойдя вплотную к носилкам, на которых те лежали. Возведя очи горе отец Михаил начал громко и торжественно:
— Многомилостиве, нетленне, нескверне, безгрешнее, Господи очисти…
Толпа любопытных напряглась, кто-то начал креститься, большинство же стояло, что называется, разинув рот, ожидая дальнейших событий. Мишка тихонько отошел к носилкам и внимательно следил за отцом Михаилом — должен же он, рано или поздно опустить глаза и увидеть «демонов» при дневном свете.
— … и яви мя нескверно, Владыко, за благость Христа Твоего, и освяти мя нашествием Пресвятаго Твоего Духа…
Отец Михаил макнул кропило в сосуд со святой водой.
"Сейчас посмотрит! Не может же он кропить вслепую…".
— … яко да возбнув от мглы нечистых привидений диавольских, и всякой скверны…
Голос священника прервался, рука с кропилом замерла неподвижно — он, все-таки, опустил глаза и увидел! Увидел и понял! Понял и впал в ступор.
"Блин, в такой ситуации кого хочешь, переклинит! Надо дать ему время опомниться… Как? Раньше надо было думать, кретин! Паузы, паузы не допустить! Ну, Господи, помоги!".
Мишка набрал в грудь воздуха, повернулся к толпе зрителей и возопил:
— Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!
Одновременно с последними словами он сделал дирижерский жест в сторону собравшихся. Если не все, то большинство знали, что произнесенные Мишкой слова положено повторять трижды, и нестройно затянули:
— Святый Боже, Святый Крепкий…
Прикрываясь шумом их голосов, Мишка шепотом затараторил:
— Кропи, отче! Кропи, кропи… Да кропи же, отче!
Отец Михаил, наконец-то найдя в себе силы пошевелиться, накрест махнул кропилом, попав брызгами не столько на покойников, сколько на Мишку. Зрители как раз закончили «Троесвятое» и теперь осеняли себя крестом, кланяясь в пояс.
Момент был самый подходящий, и Мишка рванул с голов покойников капюшоны. Один капюшон откинулся легко, другой же, присохший на запекшейся крови поддался только со второго раза и издал при этом легкий треск. В толпе какая-то баба ахнула:
— Кожу сдирает!