Отрок. Все восемь книг
Шрифт:
– Верно! – подхватил Корней – Пойдешь со своей заботой к Демьяну, да повъедливей так, поподробнее… Потом расскажешь, какая у него при этом рожа была да догадался ли он Илью с Кузьмой для совета призвать.
– Вот-вот, Кирюш, – согласился Федор. – Знаешь, а ведь может из такой учебы польза получиться, годика через два такие тебе помощники вырастут… эх, нет у меня сына, ей-богу, послал бы его в твою Воинскую школу. – Федор горестно вздохнул. – Но выдрать за самовольство все равно надо!
А второй вопрос… даже и не вопрос, а совет. Боярин Федор Алексеич, ты бы посоветовал пинскому и клецкому посадникам… ты же их знаешь, наверно, они же еще Мономахом
– Да знаю я, кто чего успел! Говори толком!
– Я к тому, что князья там сидят на кормлении, так что податями посадники занимаются…
– Да что ты крутишь? Знаю я, кто чем занимается!
– Вот и подговорить бы их, чтобы в этом году подати пораньше собрали. Пусть не целиком, пусть даже хлеб не обмолоченный, а в снопах, но зато когда полочане нагрянут да надумают что-то с округи взять, то получится, что они подати по второму разу содрать желают, а им же со смердами и боярами ссориться нельзя.
– Кхе! Верно придумал! Федь, ты посадникам да и князьям так и обскажи! Заодно и запасы на случай осады пополнят. Молодец, Осьмуха!
– Боярин… Федор Алексеич, – каким-то совершенно нехарактерным для него деликатным тоном обратился к Федору Алексей, – я все насчет ляхов думаю… прости, что о неприятном напоминаю, но ты ведь с князем Мазовецким знаком был. Может быть, если намекнуть ему, что про их замыслы нам известно…
– Тьфу, чтоб тебя! – Вопреки ожиданиям Алексея, на лице Федора отразилось не горе от давней потери, а досада. – Откуда знаешь? Анюта натрепалась? Ох, языки бабьи! Нет никакого князя Мазовецкого и не было! Был каштелян Венцеслав, князем себя звавший самовольно, потому что мазурские земли и титул были ему обещаны братом короля Болеслава Збигневом. Убил Болеслав брата, сначала ослепил, а потом убил, а вместе со Збигневом сгинули и все, кто его поддерживал, в том числе и Венцеслав!
Треплются, сами не зная о чем! Не был Венцеслав князем и быть не мог, потому что не из княжеского рода происходил. Это мы Болеслава, на латинский манер, королем зовем, а сами ляхи его великим князем величают, все, как у нас. Поляки – те же поляне – ветви одного рода славянского. Как у нас нет князей не-Рюриковичей, так и у них не может никто в князья вылезти, не будучи княжеского рода.
Ходят, правда, слухи, что король Болеслав хочет земли сыновьям раздать, тогда, может, и появится настоящий князь Мазовецкий. А намерение ляхов сходить к нам за холопами, скорее всего, связано с тем, что Болеслав раздает верным людям земли, с населением или без оного, а за это они обязаны ему воинской службой. Тут намекай не намекай… да и намекать-то некому – в Плотске [51] хозяина сейчас нет. Так что придется нам самим с ляхами разбираться.
51
Плотск на Висле – в то время столица Мазовии. Варшавы еще не было, на ее месте стояло несколько мелких поселений.
На следующий день боярин Федор с утра уехал к себе на Княжий погост, чуть позже собрались уезжать в крепость и Алексей с Осьмой.
Алексей только слегка ухмыльнулся, когда услышал, как в тороках, которые работник из лавки пристраивал на вьючную лошадь, узнаваемо звякнул кольчатый доспех. Ухмылка эта вовсе не была насмешкой или высокомерием – старший наставник Младшей стражи просто
Когда всадники перебрались на другой берег Пивени и немного отъехали по лесной дороге, Осьма, прокашлявшись для начала разговора, поинтересовался:
– Ну и как тебе боярин Федор?
– Боярин как боярин. – Алексей слегка пожал плечами. – Не хуже и не лучше иных.
– Не лучше, значит… Не любишь ты княжьих людей.
– Так не девки, чего их любить?
– А ведь ты и сам в нарочитых людях ходил, и в немалых…
– Я во всяких ипостасях обретался! – Алексей искоса глянул на Осьму. – Чего ты крутишь-то, спросить чего хочешь?
– Хочу, только ты не подумай чего, я к боярину Корнею со всем уважением…
– Осьмуха, кончай юлить! – Алексей притворно сделал грозную мину. – А то еще подумаю, что ты мне гнилой товар всучить пытаешься!
– Так товар-то, Лешенька, и впрямь с гнильцой, да еще и заразный. Такой, знаешь ли, что княжьи мытники, если дознаются, не только не пропускают, а еще и вместе с ладьей сжечь норовят. От греха.
– Да? И почем же продаешь?
– Дорогонько встанет, ох, дорогонько, и не серебром, а кровушкой, головами человечьими. Да и продаю не я… – Осьма прервался и ожидающе покосился на спутника.
Алексей паузу тянуть не стал и послушно задал вопрос, которого купец и дожидался:
– Кто?
– Корней!
– А-а, ты насчет того, что он одной сотней полоцким князьям всю их задумку поломать собирается? – Алексей усмехнулся с превосходством военного человека, знающего то, что недоступно пониманию торгаша. – Не знаешь ты, Осьмуха, Корнея, и сотню ратнинскую не понимаешь! Знал бы ты, сколько раз они волынянам вот такие же задумки ломали! Бывало, что и назад заставляли поворачивать еще до того, как из Турова подмога подходила…
– Да не о том я! – досадливо перебил Осьма. – Это-то понятно, и Корней, как я понимаю, в таких делах умелец изрядный. О другом речь. Ты заметил, что весь разговор шел так, будто князя в Турове и вовсе нет?
– Так его и вправду сейчас в Турове нет…
– Тьфу! Ну, чего, Леха, ты дурнем-то прикидываешься?! Разговор шел так, будто князя в Турове ВООБЩЕ нет! Один раз помянули, что в Степь с братьями ушел, и все, а про Святополчичей, которых Мономах изгоями [52] сделал, то так, то сяк поминали, да еще и переглядывались между собой со значением. Или не заметил?
52
Изгоями первоначально называли князей, лишившихся права на великое киевское княжение, впоследствии этот термин распространился и на князей, не имеющих своего удела.
– Ну и что?
– А то! – Осьма поерзал в седле и глянул на Алексея, как учитель на непонятливого ученика. – Если бояре без князя нашествие отобьют, то на кой им князь? Князьям на то и подати платят, и бесчинства людишек их терпят, чтобы защищал, а если не может… понял меня?
– Это ты дурнем не прикидывайся! «Платят», «терпят», – передразнил Алексей собеседника. – Да попробовали бы не платить и не терпеть, им бы так напомнили, кто в доме хозяин, что до конца жизни почесывались бы, если б, конечно, головы на плечах сохранили.