Отрок
Шрифт:
"Смотри-ка ты, сына христианским именем зовет, специально для меня, что ли?".
— Долго сидел, замерз, аж зубы стучать стали, наконец, слышу ноги над головой топочут. Как посыпались в воду! Он, оказывается, не один, а с девками выскочил, я и растерялся — кого хватать?
Стерв сделал паузу и Мишка понял, что последняя фраза была шуткой. Пришлось улыбнуться и спросить:
— Ну и как же ты разобрался?
— А очень просто! — торжествующе возгласил Стерв. — У блудодея-то ноги волосатые, а у девок-то нет!
— Хитро! — восхитился Мишка. — Я бы и не догадался.
— Ну! —
Дурни! Мы же его против течения на веревке вытаскивали, а они до самого вечера вниз по течению искали — рыбаков на реку выгнали сети закидывать, вдоль берега по кустам и камышам шарили, а нас-то уже и след простыл.
Полоняник, правда, когда проблевался, да прокашлялся, орать собрался, да Яшка его так ловко по горлу стукнул, что тот только сипеть и мог. Хорошо вы, все-таки, опричников учите, я такого удара не знал.
"Смотри-ка ты, приживается название «опричники», и никакого негативного смысла в него пока не вкладывается. Ну, так и неудивительно, полицейских-то функций они не исполняют. Хотя, как посмотреть, бунт именно опричники подавляли, по крайней мере, на заключительном этапе. Но, все равно, в устах Стерва «опричники» прозвучало, пожалуй, как «спецназ» или "гвардия".
— Обратно без приключений добрались?
— Как сказать… — Стерв пожал плечами — вроде бы, без приключений, только намаялись — полоняника на себе тащить пришлось, идти своими ногами отказался, и заставить не вышло, да и непривычен он босиком-то. Когда мимо того хутора проходили, который возле болота стоит, хотел шум поднять — начал биться, мычать, пришлось кулаком угомонить. А еще, когда на островке ночевали, он чуть не всю ночь, веревку о край лавки перетирал, пока Яшка ему сапогом по ребрам не напихал. Упорный, словом, полоняник попался. Вот, вроде бы, и все. Хотя нет! Уже на этом берегу рысь встретили — хороший признак.
— Почему хороший?
— Значит, что не зря дозор с болота сняли, не шастает там никто, уж больно спокойной рысь была — просто подождала, пока мы пройдем. Поскалилась, пошипела, конечно, но видно было, что сытая и уходить с этого места не хочет. Может котята где-то недалеко были, а в неспокойном месте, где люди шляются, рысь с котятами не встретишь.
— Угу. — Про рысь Мишке было неинтересно. — По всему видать, вы какого-то начального человека изловили. Допрашивали его? Что говорит?
— Ничего. Алексей немного поспрашивал, побил слегка — молчит, я же говорю: упорный попался. Алексей его пытать не стал, а велел кормить одной солониной, но воду давать через день. Сказал, что отмякнет, потом и поспрашиваем.
— А Нинея?
— Что, Нинея? — удивился Стерв.
— Ты ей ничего про полоняника не говорил?
— Так она и сама все знает, раз не спрашивала, значит, неинтересно. — Уверенность
— Хорошо, дядька Стерв, а что ты сам обо всем увиденном думаешь?
— Ну… — Охотник полез чесать поясницу.
"Что за привычка у него? Все либо в бороде, либо в затылке чешут, а он спину скребет".
— Неужто сам не понимаешь, зачем он девок в баню таскал?
— Да не об этом я, дядька Стерв! Общее ощущение у тебя какое?
— Чего?
"Блин, для него, конечно, "баня с телками" штука впечатляющая, но не до такой же степени!".
— Ты зачем за болото ходил? За банным непотребством подглядывать? Что ты понял о хозяине "пятнистых"?
— Думаю, что хозяин «пятнистых» боярыню раньше знал и немного опасался, а потом стал сильно бояться — то ли прогневал ее чем-то, то ли еще что. Был от него сюда сухой путь, его стража берегла, с тех пор там мост и острог остались. А потом он речку перегородил, болотом закрылся, но людей своих через болото посылал. Только что-то у него пошло не так — плотина без пригляда уже много лет, острог в селище превратился, потом воины хорошие кончились, или они чем-то другим заняты. Хорошие-то, даже в ловушку попавшись, так бы не убегали, мешки побросав. Одним словом, размолвка с нашей боярыней на пользу ему не пошла, все стало как-то наперекосяк. То, что мы на той стороне болота видели — остатки от прежнего порядка, а не сам порядок.
— Ну что ж, пойдем, посмотрим, дядька Стерв, на твоего полоняника. Как думаешь, «отмяк» он?
— Да, кто ж его знает? Но больше недели в погребе, да соленая пища, да вода через день…
— А почему в погребе? У нас же темница есть.
— Темница учениками заполнена, к воинскому порядку приучаем.
Мишке показалось, что последнюю фразу Стерв произнес не то с насмешкой, не то со злостью.
— Что, так много наказывать приходится? За что?
— Не знаю, наставникам видней.
— А ты что, не наставник, что ли? — Деланное безразличие в голосе Стерва Мишке не понравилось. — Сам-то не наказываешь?
— Я лесной науке учу, там в лесу никого наказывать не приходится, а здесь воинские порядки, я их не знаю.
"Похоже, с обучением новобранцев у нас проблемы. Ладно, разберемся с пленным, потом займемся этим. Блин, ну надо же было попу здесь столько проторчать! А стоило ли, сэр, так долго больным притворяться? Или уже привыкли быть хозяином в Воинской школе и терпеть любой надзор стало в лом? Что есть, то есть, приходится признать, но, кажется, дело не только в этом. Похоже, сэр Майкл, что природный Лисовин, с которым вас «скрестил» Максим Леонидович, изрядным чревоугодником был. Вы спросонья не уследили, вот он вас "на автопилоте" на кухню и привел, с соответствующими последствиями, так сказать. После такого позорища конфликтовать с отцом Михаилом было просто стыдно, пока он совсем не оборзел. Не обгадились бы с чревоугодием, не пришлось бы "прятаться в болезнь", были бы все время рядом с попом, возможно все удалось бы разрешить в более мягком варианте. Вот вам и полная замена личности, промахнулся Максим Леонидович в этом пункте. Надо за собой следить, сэр, впрочем, это мы уже обсуждали".