Отряд-2

Евтушенко Алексей Анатольевич

– Знаем мы твою вежливость. За рога – и в стойло.

– Нет, не понимаешь ты, – вздохнул ростовчанин. – Говорю тебе, странная она какая-то. Не могу подобрать слова, но…. В общем, первый раз со мной такое. Ну дала бы по морде в конце концов! Это было бы понятно. А так… Что-то, здесь, нечисто. Уж ты мне, лейтенант, поверь.

– То, что здесь нечисто, я и сам вижу, – назидательно сказал Велга. – Полигон какой-то. Домом предлагают воспользоваться.

– Где деньги лежат, – подсказал Валерка.

– Вот-вот. Непонятный мир.

– А когда это мы за последнее время

попадали в мир понятный? И вообще, что понятного происходило с нами за это же последнее время? Сплошная непонятка. Одного не отнимешь.

– М-м? – вопросительно приподнял брови Велга.

– Нам чертовски везло.

– Это да. Только не всем.

И они вторым стаканом помянули погибших товарищей.

– Пошли, что ли, на балкон покурим, – предложил Стихарь. – А то надымим тебе тут. Спать будет тяжело.

– Пошли, – согласился Велга.

Они вышли на балкон и закурили, молча вслушиваясь в ночь.

– Тихо как, – сказал Валерка. – И пахнет… Куда мы на этот раз попали, а, товарищ лейтенант?

– Откуда ж мне знать, – вздохнул Александр. – Пока ясно только одно. Здесь мир, а не война.

– Мир, – повторил Стихарь. – Только какой он, этот мир?

И будто ответ на его вопрос, где-то далеко, на пределе слышимости, донеслась до привычного слуха короткая автоматная очередь. За ней два раза пролаял пистолет. И снова очередь. На этот раз длиннее. И чей-то высокий, полный боли, крик. Сирена. Снова очередь. И снова сирена. Уау-уау-уау! Вроде бы визг тормозов. Опять пистолет. И тишина. Тишина, полная чудных запахов ночного летнего парка.

– Вот тебе и мир, – криво усмехнулся Валерка. – Пусть мне никогда не увидеть левого берега Дона, если это не перестрелка.

– Перестрелка еще не война, – возразил Велга. – Тут город неподалеку, насколько я понимаю. И город, видимо, большой. Мало ли кто может стрелять в городе.

– Например, бандиты, – подсказал Стихарь.

– Например.

– Ну, если в этом мире есть бандиты, то, значит, должны быть и милиция. А раз есть милиция, то есть и армия. А раз есть армия…

– То может быть и война, – вздохнул Александр.

– Вот именно.

– Данных мало, – Велга в одну затяжку докурил сигарету и щелчком отправил ее вниз, в темноту. – Как всегда, мало данных. Но на то мы и разведка, чтобы эти самые данные добывать. А, как думаете, товарищ боец?!

– Так точно, товарищ лейтенант, – ухмыльнулся Стихарь и свел вместе обутые в тапочки пятки. – Думаю!

– Молодец. Раз мы разведка, а не просто пехтура, то просто обязаны думать. А что нужно для думания в первую очередь?

– Голова, товарищ лейтенант!

– Правильно. Но не просто голова, а голова свежая. А посему слушай, Валера, приказ. По последней – и на боковую!

Приказ был выполнен незамедлительно и через пять минут Стихарь ушел по балкону к себе, а еще через пять лейтенант Красной Армии Александр Иванович Велга крепко спал безо всяких сновидений.

Утром здоровые первым делом навестили раненых. Майер и Вешняк были уже практически в полном порядке, хотя врач настоятельно рекомендовал остаться

в больнице еще на сутки. В принципе никто и не возражал, поскольку непонятно было, куда, собственно, из этой больницы двигаться дальше. Наводить же прямые справки Велга не решался и бойцам запретил, поскольку понимал, что сейчас их принимают за своих, вернувшихся с неведомого Полигона. А вот что будет, когда станет ясно, что они не свои…. Этого лейтенант не знал. И проверять реакцию аборигенов на сей факт путем проведения прямого эксперимента у него не было никакого желания. Впрочем, говорили здесь по-русски и это несколько утешало.

Обер-лейтенант Хельмут Дитц, когда к нему в палату осторожно вошли, находился в полном сознании и в положении полулежа с аппетитом кушал что-то весьма напоминающее молочную кашу из красивой стеклянной миски. Медсестра, сидящая рядом, увидев посетителей, деликатно удалилась, и отряд робко приблизился к кровати.

– Гляньте-ка, – первым обрел дар речи Стихарь. – Живой!

– Если честно, я вчера доктору не очень поверил, когда он сказал, что вы, господин лейтенант, через пару дней будете на ногах, – застенчиво признался ефрейтор Карл Хейниц. – А теперь вижу, что правда.

– Доброе утро, – улыбнулся Дитц, и по его потеплевшему прозрачно-голубому взгляду было заметно, что он искренне рад всех видеть. – Что вчера было-то? Ничего не помню. Очнулся сегодня утром, и мне тут же принесли кашу.

– Ранили тебя, – объяснил Велга. – Тяжело ранили. А потом мы попали в этот мир.

– То есть, – прищурился Дитц, – ты хочешь сказать, что это какой-то другой мир? Не тот, в котором мы находились?

– Именно, – вздохнул Александр.

– Приключения продолжаются, господин обер-лейтенант! – широко ухмыльнулся Рудольф Майер. – Должен вам сказать, что мы очень за вас переживали. Но здешняя медицина, действительно, делает чудеса. На такое, по-моему, даже свароги не были способны.

– Погодите вы! – вмешалась Аня. – Хельмут, позвольте я вас послушаю? Доктора докторами, но желательно убедиться, что с вами действительно все в порядке.

– Ну… слушай, – неуверенно согласился Дитц и поставил тарелку с остатками каши на тумбочку.

Аня присела к нему на кровать. Встряхнула несколько раз кистями рук, как бы сбрасывая с них невидимые капли воды, и стала водить ладонями над грудью и головой обер-лейтенанта. В палате образовалась благоговейная тишина.

– Хорошо, хорошо, – приговаривала Аня, – здесь тоже уже хорошо… а вот поспать бы вам еще не мешало совсем. Ничто не лечит человека лучше чем сон. Хороший здоровый сон. Сон. Сон…

– Лови! – шепотом воскликнул Малышев и сам же и подхватил обмякшее тело ефрейтора Хейница.

– Ну и дела! – восхитился рыжий Курт Шнайдер. – По-моему, эта штука называется гипноз, да? Слышал, читал, но никогда сам не видел. Э, а господин обер-лейтенант-то наш тоже спит!

– И пусть спит, – сказала Аня, подымаясь. – Ему полезно. А Карл просто слишком впечатлительный. Или ночью спал плохо.

– Разбудить? – спросил Малышев, без видимых усилий, словно ребенка, держа ефрейтора на руках.