Отряд-3. Контрольное измерение
Шрифт:
— Надеюсь!
— Руди! — позвал Велга.
— Слушаю.
— Зайди там по дороге к Стихарю и тащи его тоже сюда. Скажи — я приказал. Нехорошо отрываться от коллектива.
— Есть!
— Дом, — приказал Дитц. — Конец связи.
— Есть конец связи, — тут же откликнулся голос.
— Вот это, я понимаю, — удовлетворенно заметил Хельмут. — Быстро и качественно.
— Здесь все так, — заверил Арнольд. — Именно, что быстро и качественно. Завтра, если пожелаете, я устрою вам большую экскурсию по Дому. Тут есть еще много чего
— Обязательно, — кивнул Велга. — Завтра — обязательно.
— Именно, что завтра, — поддержал Дитц. — Сегодня мы еще гуляем… Официант, коньяк!
Официант явился одновременно с Домохранителем. Последний выглядел как невысокий лысоватый мужчина в летах и с солидным брюшком. Пока Хельмут и остальные делали заказ, он почтительно, но с достоинством ожидал чуть в стороне.
— Вот, — представил его Арнольд. — Прошу любить и жаловать. Наш Домохранитель собственной персоной!
— К вашим услугам, — слегка поклонился тот.
— В непосредственном ведении Домохранителя, — объяснил Арнольд, — находятся все технические службы Дома. Если я осуществляю, так сказать, общее руководство, то он заведует непосредственно хозяйством. Коммуникации, транспорт, производственные службы — все на нем.
— Завхоз, если по-нашему, — сказал Вешняк.
— Да, именно так, — кивнул Арнольд. — Очень точное сокращение. Именно завхоз.
— А как вас зовут? — спросила Аня Домохранителя.
— Меня зовут Домохранитель, — ответил тот. — Если желаете, можете дать мне человеческое имя. Но до сей поры его у меня не было.
— Странные тут у вас порядки, — обратилась Аня к Арнольду. — У кого-то есть имена, у кого-то нет. Дискриминация!
— Ни в коем случае! — запротестовал мажодром. — Никакой дискриминации у нас не может быть хотя бы потому, что мы — Искусственные Существа, а понятие дискриминации может относиться в полной мере только к людям…
— Я могла бы поспорить с этим утверждением, — перебила его Аня, — но сейчас не стану. Настроение не то.
— Я должен заметить, — сказал Арнольд, — что вы в полном праве менять здешние порядки так, как вам заблагорассудится. Вы тут полные хозяева.
— Пока не появится Распорядитель, да? — усмехнулась Аня.
— Даже не знаю… — растерялся Арнольд. — На этот счет я не получал никаких указаний.
— Ладно, бог с ним, — махнул рукой Велга. — Разберемся. Так что нам может предложить господин завхоз?
Глава четвертая
Больно…
Мне.
Очень.
Больно.
Если мне больно, значит… значит я существую? Или я существую, потому что осознал то, что мне больно?
Не важно.
Сейчас это не важно. Сейчас важно понять, кто я и отчего мне больно. И еще нужно попробовать как-то уменьшить эту боль. Потому что жить вместе с ней невозможно.
Жить?
Я — живу.
Как
Или я, или боль.
Если не будет меня, то не будет и ее. Но если не будет ее, я останусь.
Второй вариант меня устраивает больше.
Не отпускает…
Она разнообразна и приходит ко мне по миллионам каналов-нитей. Вот, вот они, эти нити-каналы. Я вижу их! Они тянутся ко мне отовсюду, пульсируют, рвутся, опадают и гибнут, но на их месте возникают новые. И каждый наполнен своей болью. Боль резкая, тягучая, ноющая, колющая, сверлящая, тупая и острая, горячая и ледяная, смертельная и пока еще не очень, боль сладкая и горькая, желтая, красная и оранжевая; боль, как спасение, как сигнал бедствия, как мольба о помощи, как шепот и крик….
Так, надо попробовать устраниться. Отодвинуться. Закрыться.
Пусть она будет жить отдельно, а я — отдельно. Направить ее куда-то в одно место, в темный угол сознания, а потом изолировать и… Нет, не получается.
И так тоже не получается.
И так….
Ладно, попробуем иначе. У всякого следствия есть своя причина. То же и с болью. Если она есть, значит, что-то ее вызвало. Нужно просто дотянуться до этого «чего-то» и постараться его устранить. Убрать саму причину боли. Если, конечно, это возможно…
Надо попробовать.
Как?
Нити-каналы.
Если по ним ко мне приходит боль, то это значит, что я могу проследить ее путь и попытаться дотянуться сознанием до самого ее начала, до того, дальнего конца нити. Решено. Так и поступим. Теперь осталось только выбрать нить. Желательно такую, которая быстро не оборвется….
А, вот это, пожалуй, подойдет.
Не нить даже — жгут, свитый из многих нитей. Толстый, крепкий и видно, что продержится еще долго. Ну, попробуем…
Всё.
Кедровые — в полтора-два обхвата — стволы очищены от ветвей, уложены и надежно закреплены, бригадир грузчиков-такелажников дал отмашку — можно ехать.
Николай Семкин по кличке Сема, водитель ОАО «Леспромхоз № 4» тщательно загасил окурок, привычным движением надвинул кепку пониже на глаза и полез в кабину своего японского тягача-лесовоза «HINO». То есть, не своего, конечно, — машина принадлежала фирме, но Сема за полгода работы успел привыкнуть к «японцу» и считал его уже как бы и своим.
Он завел двигатель, включил первую и тронулся. Восьмилетний «HINO», как всегда, взял с места плавно и мягко, словно и не тащил на себе почти три тонны леса. Встречный пыльный и обшарпанный порожний «МАЗ» (Сема тоже начинал на таком, пока не заработал право сидеть за баранкой нормальной машины) принял в сторону, давая дорогу. Сема ухмыльнулся краем узкого рта, вырулил на грунтовку, врубил вторую, потом третью и устроился поудобнее — впереди его ждали минимум полтора часа не самой легкой на этой земле дороги. Под легкую музычку из радиоприемника Семины нехитрые мысли направились в привычное русло.