Отряд имени Сталина
Шрифт:
– Действительно! – Штандартенфюрер Штуце расхохотался. – Это страшное оружие. О, я знаю, как теперь будут называть вас – покорителем молний! Все это время, слушая разговоры про наше тайное оружие, я, не сочтите меня непатриотичным, думал, что у нас ничего нет в рукаве, кроме добрых немецких штыков, зато теперь я вижу, что у нас есть прекрасные немецкие мозги.
– Знаете ли, – продолжил профессор, несколько отходя от темы разговора, – я полагаю, что на сегодня, кроме меня еще только один или два человека на всей планете обладают информацией о нашей работе, но я уверен, что они далеки от наших результатов. Не это железо,
Профессор снова посмотрел в окно на Фриду. Та курила, изящно зажав мундштук дамской сигареты двумя пальцами, поставив ножку, обутую в блестящий сапог, на скамеечку, и приветливо беседовала с несколькими молодыми офицерами. «Сегодня я опять буду один», – обреченно подумал фон Айзенбах, но неожиданно Фрида повернула свою прелестную головку в его сторону и радостно улыбнулась. В груди у профессора симфонический оркестр заиграл «Оду Радости»…
…Лагерь был пуст. Не было ни часовых в секретах, ни дозорных. Никого. Абсолютная тишина на подходах поначалу озадачила парней, затем они почувствовали неладное. Николай схватил товарища за рукав.
– Ванюша, подожди, не ломись. Давай хоть осмотримся.
Они подходили к полянке с оружием на изготовку, чуть рассредоточившись, памятуя о присказке их любимого старшины – «чтоб одной гранатой не убило». Тишина вокруг казалась какой-то неестественной: не было слышно даже птиц.
Подойдя к самой полянке, остановились, не решаясь выйти из леса. Внезапно оба почувствовали на себе чей-то пристальный взгляд. Поглядев чуть в сторону, они увидели, как поросший травой земляной холмик чуть сдвинулся в сторону, из образовавшегося отверстия показались чьи-то горящие глаза. Не сговариваясь, оба легли на траву и поползли к превосходно замаскированному входу в землянку…
…Много позже, когда оба сидели в чистых рубахах и кальсонах, вымытые и как следует пропаренные в крохотной, сооруженной Садуллоевым баньке и пили обжигающе горячий черный чай, заедая его сухарями, явился Гогачев.
– К командиру, на разбор, – лаконично бросил им «правая рука командира», но, увидев растерянно-испуганное выражение на лицах ребят, смягчился: – Да не переживайте вы, парни! Информацию доставили, к врагу не переметнулись. Мишку вот жалко. Такой вояка пропал!..
Торопливо оделись, держа в уме десятки вопросов, но не решаясь задавать их Павлу. Пробрались по узкому лазу в командирскую землянку. Там, за сколоченным из ящиков столом, на котором были разложены карты и какие-то бумаги, сидело несколько человек: сам командир Отряда, контрразведчик майор Назаров, прозванный «инквизитором» за свою профессиональную страсть задавать людям вопросы, и еще двое, десантировавшиеся вместе с остальными, но так и не назвавшие себя остальным членам группы.
Личности этих двоих, за глаза прозванных «Очкариком» и «Бородачем», давно мучили любопытного Ивана, который до десанта видел обоих в учебном центре лишь однажды, на стрельбище. «Бородач», названный так курсантами естественно за главное украшение мужчины – солидную окладистую бородку, всего за пять минут сумел объяснить даже самым тупым курсантам, как можно метнуть любой острый предмет, и лично воткнул вилку в торчавшую из земли шагах в двадцати жердь. Даже сейчас, когда за время,
«Очкарик» – невысокого роста, худощавый мужчина, в очках с роговой оправой, поразил курсантов своим умением стрелять. И, откровенно говоря, умение это граничило с волшебством. Иван вспомнил, что темой занятий была стрельба с двух рук, или по-македонски. Стреляли ребята не очень хорошо, без энтузиазма, честно не понимая принципа стрельбы и прицеливания. Кто-то вполголоса высказал мысль, что так стрелять вообще невозможно, потому что невозможно в принципе. Тогда, тихо наблюдавший за стрельбой «Очкарик», подойдя к столу, на котором лежало оружие, выбрал себе два стареньких нагана. Подошел к рубежу и, не целясь, быстро отстрелялся с двух рук. Результат ошеломил и курсантов и проверяющих, в то время как командир лишь тихо посмеивался в кулак. В общем, мужики были любопытные, загадочные и весьма колоритные. И молчаливые в придачу…
– Значит, непосредственно, как погиб сержант Оол, вы не видели?! – еще раз настойчиво повторил Назаров надоевший уже ребятам вопрос.
– Никак нет, товарищ майор, этого мы не видели, – почти одновременно ответили оба. Конкин не выдержал и добавил: – Повторение – мать учения!
– Конкин, не паясничать! – строго сказал командир. – Отвечайте по уставу. Мы прекрасно понимаем, что вы вышли из тяжелой ситуации, с боями прорвались к нам, сумели вскрыть противника и добыли ценную информацию. Но это еще не повод нарушать субординацию.
– Виноват, – покраснев, пробормотал Иван.
…Допросом это назвать было нельзя, но и на светскую беседу происходящее походило с трудом. Контрразведчик спрашивал иронично, иногда откровенно срываясь на издевательский тон, командир спрашивал коротко, строго. «Очкарик» и «Бородач» в беседе участия не принимали, в какой-то момент Николаю показалось даже, что они спят, но, глянув искоса, убедился в обратном – загадочная парочка слушала и внимательно наблюдала за реакцией собеседников.
– А как вы сумели уйти от эсэсовцев? – пристально, как змей, уставившись на ребят, спросил Назаров. Он хлопнул рукой по исписанным листам бумаги, на которых прибывшие изложили историю своих лесных похождений. – В ваших показаниях об этом не написано ни слова. Просто взяли и ушли от этих матерых волков, как их там?..
– Оборотни… – упавшим голосом сказал Удальцов.
– Угу, вот-вот. – Назаров торжествующе посмотрел на него. – Ну-ка, братец, повернись спиной, та-ак, крыльев не наблюдаю. Значит, улететь вы не могли… – внезапно контрразведчик сорвался на крик: – Да вы только посмотрите на этих субчиков, заврались, извертелись! А вы, часом, не шнапс ли там распивали вместе с оборотнями этими? А сами вы не оборотни, часом?!
Ребята с горящими лицами вскочили из-за стола. На крик, отодвинув занавеску, в помещение ворвался Гогачев, но, увидев гневный взгляд командира, моментально ретировался. В землянке нависла звенящая тишина.
– Ну вот что, товарищ майор, – решительно сказал подполковник Ерошкин. – Орать у меня на совещании никому не позволено, так что вы эти свои московские замашки бросьте! Ребята, садитесь. А вы, товарищ майор, покиньте, пожалуйста, помещение. И зарубите себе на носу, я ребятам верю. Недоговорки, естественно, присутствуют, но с этим мы разберемся…