Отряд имени Сталина
Шрифт:
Когда бежать нельзя
Когда Иоахим рискнул выбраться из относительно комфортного небытия, голову, а за ней и все тело пронзила страшная боль. Превозмогая ее, он сжал зубы, но стон все же вырвался. Протерев глаза, поскрипывая зубами от кинжальной боли в черепе, Грубер огляделся.
Лагерь пылал. Горело практически все. Большая часть вышек была разрушена взрывами, подземную часть объекта словно вывернуло наружу. И трупы кругом.
Рядом лежало тело штандартенфюрера Штуце. Скрюченное, в луже собственной крови. «Я же просил о войсковой операции, – как бы извиняясь, подумал Иоахим, – матерого врага показухой не проведешь. Так вы всегда учили меня, Рудольф»…
Превозмогая боль и слабость, Грубер попытался встать. Его зашатало, но он удержал равновесие. Проморгался. Почувствовал резкую боль. Опустив глаза, Иоахим увидел торчащий из плеча метательный нож, глубоко воткнувшийся в мышцы. Стиснув зубы, Грубер вырвал клинок и, не выдержав прилива боли, снова свалился в обморок.
Когда он в следующий раз открыл глаза, первым, на что обратил внимание, было солнце. Светило стояло в зените, небо быстро заволакивало тучами. Рядом послышались голоса…
– Герр штурмгауптфюрер, вы живы! – обрадованно крикнул подбежавший эсэсовец. Увидев на плече командира кровь, он встал на колено возле Грубера и, достав индивидуальный перевязочный пакет, принялся споро бинтовать плечо, а
– Потери? – хрипло спросил Грубер.
– Потери значительные, – возбужденно ответил, почти крикнул рядовой. – Мы связались с аэродромом. Оттуда выслали подкрепление, но колонна угодила в засаду, у них тоже полно убитых и раненых…
Оттолкнув эсэсовца, Грубер с рычанием встал на ноги. Схватил автомат убитого солдата и махнул стоящему рядом эсэсовцу.
– Быстро собирай всех выживших – и ко мне! – Услышав приказ, отданный привычным ему командным голосом, рядовой воспрял духом и бегом рванулся выполнять указание.
Шатаясь, Грубер дошел до домика профессора. Строение не сожгли и не взорвали, но двери были беспощадно выбиты, окна выломаны. Обреченно махнув рукой, Иоахим присел у крыльца и вздрогнул. Он услышал чей-то стон.
Взбежав по ступенькам, Грубер осторожно заглянул в комнату через щель. Там, среди порушенной мебели и разбросанных вещей кто-то лежал на полу. Сзади послышался топот, Иоахим оглянулся – к зданию подбегали эсэсовцы. Многие были ранены, наспех перевязаны. Рослый шарфюрер подбежал вплотную к Груберу:
– Герр штурмгауптфюрер, собираем выживших, пока набралось человек тридцать! – Унтер-офицер протянул руку к двери, собираясь толкнуть ее, но Иоахим отпихнул его подальше.
– Отойди, дуралей, разве ты не видишь, что выбитую дверь русские поставили обратно?! – рявкнул Грубер и крикнул: – Эй, там, внутри! Есть ли выжившие?!..
За дверью раздался стон, затем послышались скрипы, кто-то пытался встать…
– Это я, Арнольд Бромер! – произнес нетвердый голос. – Ассистент профессора фон Айзенбаха…
– Арнольд, слушайте меня внимательно, – Грубер напрягся. – Ничего не трогайте! Вы видите дверь? Постарайтесь осмотреть ее очень осторожно. Там ничего не привязано? Нет ничего необычного?
– Вижу леску… – произнес голос. – Она куда-то тянется…
Не дослушав, Грубер сбежал с крыльца и бросился к разбитому окну. Осторожно заглянул внутрь. Его интересовал подоконник. Оглядев окно, Иоахим удовлетворенно хмыкнул и, подскочив, ловко вскарабкался в оконный проем. Посередине окна торчала обломанная рама, но ее Грубер не тронул…
Помещение было заминировано наспех, гранатами на растяжках. Разминировать их было проще простого. Вскоре дверь распахнулась, и наружу вышли Грубер и ассистент ученого. Арнольд Бромер был бледен, на голове запеклась кровь. Он пытался что-то объяснить офицеру, но Иоахим лишь отмахнулся от него.
– Не время, герр Бромер, не время! – Он повернулся к эсэсовцам. – Фельдфебель! Быстро ко мне!
– Яволь, герр офицер! – Фельдфебель пробился к Груберу.
– Возьмите десять человек, на свое усмотрение, но из раненых, – Иоахим пристально посмотрел в глаза унтер-офицеру. – Охранять территорию, но главное, беречь герра Бромера как зеницу ока! Вы мне за него головой ответите. И санитара сюда, быстро! Остальные, за мной!
Грубер и десятка три эсэсовцев рванулись к арсеналу. Наспех вооружились, Иоахим приказал взять побольше патронов и гранат, быстро переоделся в полевую форму. Распорядился захватить 81-миллиметровый миномет и побольше мин. Мины Иоахим приказал взять каждому, из расчета по четыре мины на человека. Перехватив санитара, взял у него несколько обезболивающих и тонизирующих таблеток, проглотил не запивая. Затем построил своих эсэсовцев в боевой порядок и рванул в лес…
Привалы приходилось делать все чаще и чаще. Ерошкин не возражал, понимая состояние людей. Они успели уйти километров на двадцать, когда Георгий Михайлович и «Бородач» подошли попрощаться. Пожали подполковнику руку, еще раз повторили порядок действий, обнялись. Затем в сопровождении Конкина и Удальцова, которые буквально тащили обессилевшего профессора, они побежали легкой трусцой, перпендикулярно движению основной группы, которая также сразу же снялась с места.
Бежать не было возможности, недавние узники еле шагали, некоторые были без обуви. Подполковник старался не думать, а просто идти. Так, еле-еле они дошли до условленной точки – высотки. Скалистый холм, редко поросший хвойными деревьями, был неплохим ориентиром.
Их уже ждали – из-за деревьев выступил старшой со своими людьми. После коротких приветствий и рукопожатий Ерошкин показал Налейко на освобожденных.
– Вот принимай, Никита Георгиевич, пополнение. Надо бы их как-то приодеть, пошукай там у ребят.
– Да-а, ну и босота! – протянул Налейко, поглаживая отросшие висловатые усы. – Это же Помгол какой-то! Они ж нас задержат как!..
– А совесть вас не задержит, товарищ старшина?! – внезапно сорвался Ерошкин. – Или нам их бросить здесь, а?!
В сердце ощутимо кольнуло, подполковник понял, что он устал до предела. Понял это и Налейко; не обидившись на командира, он кивнул и побежал исполнять приказание. Выставили дозоры. К Ерошкину подошел молоденький отрядный фельдшер и доложил, что двое освобожденных больше не могут идти. Ерошкин махнул рукой:
– Делайте носилки. Кто понесет? А у кого совесть есть, тот и понесет, я понесу!
Старшой подбежал к командиру.
– Товарищ подполковник, тут чуйка такая нехорошая, – Налейко наморщил брови. – Мечта у меня, что за нами идут! По-над лесом птицы поднялись!
– Твои предложения? – Ерошкин устало присел на корягу, потянулся за папиросой, отметив про себя, что эта последняя, достал ее. Налейко протянул ему горящую трофейную зажигалку, без подобострастия, скорее с уважением.
– Я думаю, Сергей Константинович, что мне и ребятишкам моим надо навстречу пробежаться, – Налейко достал заранее приготовленную самокрутку, закурил. – А может, и не идет никто, а? Всыпали мы им по первое число!
– Действуй, дорогой! – Ерошкин тяжело встал и приобнял старшого. – Только на рожон не лезь. Если кто есть – твоя задача их обнаружить. Укуси и отходи! А мы им тут встречу устроим!
Подумав немного, Ерошкин решил остановиться здесь, у этого холма. Он представил себе своих людей, загнанных по пояс в болото и смертельно уставших, под кинжальным немецким огнем, и его передернуло. Бой лучше было принять здесь, где природа сама щедро разбросала естественные укрытия в виде валунов, оставшихся, наверное, еще с ледникового периода.
У подполковника очень болело сердце. Болело оно не в переносном смысле, в груди щемило, руки холодели, дыхание то и дело «забирало». Но остановился Ерошкин не для того, чтобы пощадить себя, он-то готов был бежать и дальше, пока сердце не взорвется в груди. Он не подавал виду, готовый делать все, что нужно, все, что требует от него воинский долг.
Все вокруг окапывались и занимали позиции для предстоящего сражения. Подполковник не знал, много ли преследователей, поэтому готовился к последнему бою. Бойцы Отряда, уже поднаторевшие в военном деле, спешно руководили бывшими военнопленными, быстро заставляя тех вспоминать военные навыки.
Отряд расположился в форме
…Идти по их следу было очень просто, справился бы и дилетант. Обрывки роб заключенных, куски бинта, окурки. Видно было, что наследили неопытные в лесном деле люди.
Грубер даже не шел, он бежал, уверенный в своих силах, за ним в походном порядке бодрой рысцой неслись его эсэсовцы. Боль в ранах затихла, офицер СС был готов на любые действия, лишь бы догнать и наказать дерзких русских. Иоахим, памятуя о предыдущих столкновениях с неуловимыми призраками, специально расставил бойцов пошире, окружив ядро построения фланговыми дозорами так, чтобы потери в случае внезапного нападения были меньше.
Сузить строй пришлось у болотца, которое оказалось неожиданно коварным. Двое фланговых эсэсовцев как-то резко просели по пояс. Пришлось остановиться, вытащить увязших солдат и, перестроившись «змейкой», нащупывать дорогу. Впереди шли два дюжих эсэсовца со свежесрубленными жердями.
Грубер вначале увидел, как их тела, словно большие ватные куклы, внезапно потеряли упругость и уверенность. Освещенные призрачными лучами солнца, которые пробивались к грешной земле сквозь прорехи в листве, тела казались окруженными рубиново-красным облаком. Падая на землю, чтобы укрыться от кинжального пулеметного огня, Иоахим, с удивившим его самого внутренним спокойствием, отметил, что зрелище очень красивое…
«Наверное, я просто сошел с ума», – думал Грубер, валяясь в болоте и автоматически пытаясь выцелить хорошо спрятанную засаду. «Почему мне все равно, что умирают мои люди, почему мне не страшно?»
Немцы сумели кое-как рассредоточиться, в буквальном смысле слова расползтись по грязи, вжимаясь в болотную жижу и активно отстреливаясь. Неожиданно пулемет смолк. Налейко обернулся, пулеметчик был мертв. Какой-то особо меткий фриц попал в бревно, за которым укрылся боец, и пробил трухлявый ствол насквозь. Пули угодили в грудь и голову пулеметчика. Сам старшина был ранен в плечо. Коротко свистнув, чтобы привлечь внимание товарищей, он жестами показал им, что пора отступать. Перекинул автомат за плечо, схватил пулемет здоровой рукой и, сжимая зубы от боли, рванул прочь.
Когда Грубер услышал треск веток, он вскочил на ноги и бегом рванулся вперед. Растерявшиеся эсэсовцы все еще вжимались в болотную жижу, но, увидев ринувшегося вперед командира, быстро собрались и устремились следом. Подбежав к убитому русскому, Иоахим ногой перевернул его тело, всмотрелся.
– Вот так они и должны выглядеть! – громко сказал он собравшимся вокруг хмурым эсэсовцам. – Мертвыми! Оружие на изготовку. Пойдем цепью, максимальное внимание! Они уже близко!
Когда из леса вынырнули три фигуры, Ерошкин чуть не выстрелил. Выдохнул, разглядев вдалеке знакомые лица. «Трое, а не четверо. Минус один», – холодно отметил подполковник. «Нас все меньше и меньше. Какой же ненасытный этот лес!» Он сжался, подумав о том, как получит свою пулю, испустит дух, а потом его закопают в сырую лесную землю. Хорошо еще, если закопают. А что, если закапывать будет некому?
– Товарищ командир, разрешите обратиться? – К Ерошкину подполз один из освобожденных. Мужественное, покрытое шрамами лицо, сплющенный поломанный нос, горящие глаза.
– Я вас слушаю, – стараясь не показать своего недовольства, подполковник повернулся к нему. – Говорите, только быстро!
– Я – лейтенант Красной Армии, – говоривший кашлянул. – Виктор Рыбаков. Товарищ командир… простите, не знаю вашего звания…
– Подполковник…
– Товарищ подполковник, – Рыбаков заторопился. – Вы все грамотно сделали. Только я вот помню, как нас зажали. Мы тогда, ну когда я в плен попал, тоже все правильно сделали, по науке. Только фрицы начали нас из минометов костерить. Вот мое предложение…Полянка казалась тихой и совсем безжизненной. Именно поэтому Иоахим и не решился на нее ступить. Отполз назад, шепотом приказал приготовить минометы. Две группы по пять человек отправил обойти поляну по флангам, приказав соблюдать крайнюю осторожность. Грубер знал, что в этом бою подкрепления не будет, поэтому решил не атаковать сломя голову, а переиграть противника. Он смотрел и смотрел, оглядывая окрестности в поисках чего-либо необычного, но ничего не находил. Штурмгауптфюрер выдохнул, поневоле зачарованный мирной тишиной и вдруг совсем рядом ухнул взрыв, за ним второй… Сжав зубы, Грубер сдержался и не стал смотреть в сторону шума, а продолжил наблюдать за подозрительным местом. И был вознагражден!
Вначале он увидел чей-то рукав, показавшийся из-за валуна. Потом разглядел холмики свежевыкопанной земли! «Ну не кроты же рыли тут окопы!» – радостно подумал Грубер и сказал вслух:
– Мы их нашли! Всем растянуться, десять человек в сторону взрыва, проверить, обойти поляну с тыла! Минометчики, приготовиться открыть огонь, сосредоточиться на камнях!
Стандартный 81-миллиметровый немецкий миномет был отличным оружием в умелых руках. Подбежав к минометчикам, которые запыхались от переноски 57-килограммового орудия, Грубер лично помог им развернуть и установить миномет, послал эсэсовца собрать мины у солдат и на секунду задумался. Профессор наверняка у русских, конечно же, его нельзя у них оставлять. Но при нынешнем раскладе шансы спасти его невелики. «Что ж, главное, чтобы он не достался врагу! – холодно подумал штурмгауптфюрер. – В конце концов, он и сам говорил, что одна человеческая жизнь ничего не стоит, хотя себя он, конечно, в виду не имел».
– Открывайте огонь! – приказал Грубер минометчикам. – Крысоловка скоро захлопнется!
Первая мина, прилетев с противным визгом, взорвалась посередине полянки. Никто по этому поводу особенно не радовался, выстрел наверняка был пристрелочным. И точно. Следующие мины стали прилетать все ближе и ближе. Вот кто-то, не выдержав, визгливо закричал и выскочил из окопа. В лесу тут же расцвели красные бутоны автоматных очередей. Прошитый пулями, человек упал. Ерошкин отметил, что это был не его человек, а кто-то из освобожденных ранее. Отметил лишь краем сознания, он старательно выцеливал стрелков в лесу. Выцеливал и стрелял.
Как и положено профессионалам, стрелял подполковник одиночными, с удовлетворением отметив, что один бутончик он загасил. Вокруг сразу загрохотала стрельба. Кто-то стрелял вслепую, зажмурившись и выставив вперед ствол, кто-то тщательно присматривал противника среди деревьев.
А мины хлопали все ближе и ближе, противно визжа осколками между камней. Одна из них, ударившись о землю, подпрыгнула и взорвалась на высоте человеческого роста, разлетевшись осколками во все стороны. Что-то ударило Ерошкина в спину, в глазах потемнело, шум вокруг стих…Героями не рождаются
Грубер был недоволен. Русские, оказавшиеся между молотом и наковальней, не спешили сдаваться и отвечали бешеной стрельбой. Штурмгауптфюрер потерял уже половину своих убитыми и ранеными, но отступать не собирался, ему во что бы то ни стало необходимо было отплатить за нападение на объект и вернуть фон Айзенбаха, живым или мертвым. Нахмурившись, Грубер подозвал к себе рядового и приказал скорректировать огонь минометов на склон холма, так, чтобы осколки засыпали укрывшихся русских сверху…