Отряд "Омега"
Шрифт:
— Что-нибудь ты можешь поделать, я думаю, — сказал Василий, глядя Борису в глаза, — кстати, перейдем на "ты"?
— Пожалуйста.
— Ну вот. Ты эту дрянь сотворил, ты ее и разгребешь. Говоришь, милые старички? В пестрых тогах?
Борис молча кивнул. Василий встал, прошел через каюту и присел на корточки напротив Бориса.
— Теперь вместо твоих старичков там ублюдки в серых туниках. И по-моему, они не вполне живые. И, главное, они не только там. Они теперь и у нас. И к вам сюда они дорогу знают. Ты хочешь, чтобы твоя бяка снова заработала у тебя дома?
— Нет,
— Тогда ты идешь с нами. Бросаешь все дела — и идешь. Иначе мы тебя убьем. Прямо здесь.
Борис и бровью не повел. Только слегка поджал губы, склонил голову набок.
— Ну?! — почти заорал Василий.
— Что «ну»? Я прикидываю, что сейчас делать.
— Сейчас обсохнуть бы, — жалобно откликнулась Гюльчачай.
Борис встал.
— Тогда пошли на палубу. Там обсохнете моментально. И скоро уже подплываем, видом полюбуетесь.
Жаркие солнечные лучи, отскакивая от гладкой воды, кидались на бетон причалов, оттуда по фасадам домов добирались до минаретов и с их острых верхушек улетали обратно в небо. Ольга стояла на носу катера рядом с Василием, их плечи иногда случайно соприкасались.
Вид набережной показался Василию очень знакомым. Судя по напряженному взгляду Ольги, она испытывала те же чувства.
Василий первым задал вопрос:
— Что это за море?
— Пролив, — ответил Борис, раскуривая сигарету, — Босфор.
Ольга широко открыла глаза.
— Значит вот это… город… Константинополь? Столица Византии?
Борис пустил струйку дыма, улетевшую вместе с ветром.
— Византии давно нет. У нас, во всяком случае. Теперь это Стамбул, Столица Турции.
— Турции?! — хором ахнули Ольга и Василий. Потом поглядели друг на друга — и расхохотались.
Глава 3
Этот мир показался Василию неприятной смесью далекого прошлого и далекого будущего. Здесь все было моложе — лет на триста: дома, одежда, техника, человеческие отношения…
А с другой стороны, и дома, и техника, и люди казались невообразимо старыми, обветшалыми — куда более старыми, чем экспонаты в музеях Империи, Конфедерации или в хранилищах треухов, больших знатоков антиквариата. Этот мир не был музеем.
Больше всего он напоминал свалку.
Старческая усталость чудилась Василию даже в глазах мальчишек, гонявших ногами какую-то гадость по узким улочкам, и даже в глазах молодых пар, прогуливавшихся по набережным Босфора.
Когда Василий сказал об этом Ольге, она энергично кивнула.
— Свалка. Где, по-твоему, могла бы вырасти такая дрянь, как Блидинг?
Василий сразу вспомнил шутливый стишок дунганского поэта Го Цзепина:
"Если бы граждане знали, Какая грязь Питает корни цветов!" Но Ольге не было смешно.
— Твой поэтишко наврал. Красивые цветы растут на здоровой почве. А здесь… Ты погляди, во что меня нарядили!
Шикарные шаровары, короткую курточку и накидку Ольге пришлось снять — Борис объяснил, что в Стамбуле так одеваются только проститутки. Теперь на Ольге были нелепые штаны до колен с множеством карманов, простая сорочка без застежки, с изображением
Хафизулла остался в своей форме — Борис сказал, что во все черное одеваются некоторые подростки, и налепил Хафизулле на грудь несколько цветастых круглых жетонов с какими-то рожами и надписями.
Василию Борис посоветовал переодеться, но тот наотрез отказался расставаться со своей униформой. Борис не стал возражать, хотя заметил, что в Турции так ходят курды.
— Значит, сойду за курда.
— В Стамбуле, — усмехнулся Борис, — морду набьют.
— Мне?! Послушай. Ты ведь понимаешь, с чем мы боремся. Получше других понимаешь. Думаешь, с нашей стороны на эту борьбу выставили кого попало? Я был в первой тысяче по искусствам персонального боя среди янычар. Считай, это тысяча лучших бойцов в половине обитаемой Вселенной. Хаф вообще профессиональный убийца. Ольга в своей половине тоже, думаю, входит в тысячу. Пурдзан и Мин-хан, как ты бы выразился, "держали масть" в Буферах — а там живут не просто люди и не просто треухи. Там — крутые из крутых. Вот, девочки тоже оттуда. Кто на вашей свалке мне набьет морду?
Разговор происходил в просторной круглой гостиной номера-люкс отеля с неблагозвучным названием «Хилтон». Гуля, Татьяна и Резеда в своей спальне мучались, натягивая местную одежду. Для Мин-хана нашли рабочий комбинезон. Он возражал меньше всех: похожие комбинезоны в его мире носят офицеры среднего командного состава. Хуже других пришлось Пурдзану. Козлиные ноги он спрятал под длиннополым неудобным плащем, рога — под тюрбаном. Копыта Пурдзан просто обмотал тряпками.
— Пусть все думают, что я болен.
— Я буду говорить, что ты — мой сумасшедший родственник из Афганистана. На Пушту разговариваешь? — И Борис произнес несколько фраз на языке, в котором Василий признал вариант восточнотурецкого. Но Пурдзан говорил только на общетурецком и на своем родном Рджалсане.
— Ладно, — согласился Борис, — выдумаем для тебя какое-нибудь дикое афганское племя. Они там, впрочем, все дикие.
— Афганцы?! — удивился Василий, вспомнив центр вселенской науки, бывшую столицу Конфедерации, древний Гондишапур, афганский город, ставший великим еще задолго до Барбароссы.
Борис поднялся с кресла, потянулся, хрустнув суставами.
— Да, афганцы. Наши турки тоже недалеко ушли. Да и греки, в общем-то, порастеряли всю культуру, пока были под властью турок. А что до морды, Вась, то я ее набью тебе сам — в два счета. Прямо сейчас.
Василий вскочил с подушки, которую для удобства приволок из своей спальни в гостиную, но не успел принять стойку, даже не успел сориентироваться. Босая нога Бориса твердым внешним ребром подошвы врезалась ему в переносицу. Борис не приседал для прыжка — просто оказался рядом. Его нога, не опускаясь, отошла чуть в сторону, но Василий ушел от следующего удара, перекатился и принял низкую стойку. Бориса уже не было на прежнем месте.