Отряд. Тетралогия
Шрифт:
– Как?! – вскричал Юрий Алексеевич.
– Вот так, Юра. Мне неведомо, где Секретарь раздобыл "МиГи" и керосин, а главное – летчиков, способных эти "МиГи" поднять в воздух, но сегодня на рассвете, когда по всему городу уже несколько часов шел бой, его авиация в составе трех "МиГ-25" совершила налет на склады ГСМ, автопарк, парк боевой техники и учебный лагерь. Материальные потери довольно велики, но это все восстановимо. Хуже другое. Пара-тройка ракет, как специально (а может, и специально – контрразведка разбирается), попала в казарму, где как раз и находились в это время мои люди, которым я категорически запретил вступать в бой и приказал оставаться на месте. Лучше бы они… но кто знал?! В общем, погибли все. Там еще и какая-то взрывчатка оказалась, которая, разумеется, сдетонировала. В результате мы имеем груду развалин и обгорелые трупы. Самое
– И вы хотите, – подняв белесые брови, догадался Хельмут, – заменить погибших нами? Но мы не разбираемся в ядерном оружии.
– А вам и не нужно, – поспешно ответил Герцог. – У меня в резерве есть еще один человек, который разбирается. И этот человек жив. Да вот он тут с нами сидит! Это Холод Юрий Алексеевич.
Все посмотрели на Юрия Алексеевича, и он смущенно пожал плечами, как бы желая сказать: "Извините, но так уж получилось".
– Я не очень понимаю, господин обер-лейтенант, – громко сказал пулеметчик Рудольф Майер, – зачем нам ввязываться в чужую драку? Может, лучше потопаем домой? Что-то устал я воевать, да и умирать неохота после всего пережитого. А дело это, чувствую, гиблое.
– Подожди, Руди, – остановил его Дитц. – Действительно, Герцог, что вы можете предложить нам, немцам? Лейтенант Велга и его люди находятся на родине, и я их пойму, если они согласятся. Но мы-то не в Германии! Это не наша земля.
– Я мог бы вам ответить, господин обер-лейтенант, что сейчас наступил момент, когда вся земля общая. На самом деле так и должно быть всегда, когда земля общая и не принадлежит никому, но только мы этого не осознавали. Сейчас, после конца света, начинаем осознавать, хотя все равно пока еще плохо. Но вы, боюсь, меня не поймете. Не поймете, пока сами не поживете здесь, на родной планете, с годик-другой. А отвечу я вам вот что. Мир, несмотря ни на что, по-прежнему тесен. Помогите нам, и, возможно, наступит момент, когда вам потребуется наша помощь. Я не имею в виду помощь в том, чтобы добраться до Германии, – мы вам в любом случае ее окажем. Нет. Просто вы будете знать, что в России у вас есть должники, а долг, как говорим мы, русские, платежом красен. Мало ли что может случиться в дальнейшем? Подумайте, господин Дитц, и вы, господа, тоже подумайте. Но думайте быстро, потому что, повторяю, времени у нас мало.
Герцог умолк и торопливо закурил новую сигарету.
Все молчали.
– Я не могу решать за моих людей, – сказал наконец Хельмут. – Война, оказывается, десятки лет как закончилась, армии нет, и я им формально больше не командир. Пусть скажут сами.
– Сначала пусть русские скажут, – пробурчал Майер. – Это их в первую очередь касается.
– Я отвечу то же самое, – сказал Велга. – Наша война кончилась. Если ребята согласятся, я снова стану им командиром, а пока…
– Что ж, – усмехнулся Герцог, – я сам сторонник демократии, когда она необходима.
– Я согласен, – поднялся с места во весь свой громадный рост Михаил Малышев. – Надо помочь земля-кам.
– Поддерживаю, – кашлянул Вешняк и потянулся за сигаретой. – Мы у себя на родине как-никак, и мы солдаты. А дело солдата – эту самую родину защищать, когда она в опасности.
– Тут и говорить нечего, – сказал Валерка Стихарь. – Если мы на родине, то я вдвойне. Вот уничтожим эти противные ракеты и займемся любимым Росто-вом. Что-то мне не нравится, что там сейчас хозяйничают одни бандиты. Оно конечно, совсем без бандитов и Ростов уже не Ростов, но ведь все хорошо в меру!
– Значит, и я "за", – подытожил Велга, слегка хлопнув ладонью по столу.
– А, хрен с ним1 – воскликнул Курт Шнайдер. – Два раза все равно не убьют, а мне что-то прямо вот так расставаться неохота. На Пейане повоевали, в космосе тоже. Что ж мы, у себя дома порядок не наведем?!
– Поддерживаю, Курт, – тихо сказал ефрейтор Карл Хейниц и отчего-то покраснел.
– Вот… – выругался Майер и со злостью раздавил окурок в пепельнице. – Так я и знал, что этим кончится. Согласен!
– Куда мои солдаты, туда и я, – улыбнулся Дитц.
– Ур-ра!! – заорал Стихарь, а принцесса Стана зааплодировала.
В дверь заглянул перепуганный адъютант, но, увидев, что все в порядке, скрылся.
– Вы у меня просто камень
ГЛАВА 8
Гул моторов убаюкивал.
Они взлетели полчаса назад в ночь с таким расчетом, чтобы утром, на рассвете, быть на месте.
По прямой до этого самого места было не более тысячи трехсот километров, или около двух с половиной часов лету, но по прямой лететь было нельзя. Лети они по прямой, их поджидали бы впереди "МиГи" Секретаря, которым Герцогу нечего было противопоставить в воздухе – авиацию он только еще восстанавливал. Имелся у него пяток боевых вертолетов, но эти машины были предназначены для ударов по наземным целям, с истребителями эффективно воевать никак не могли, да и до нужной точки им без дозаправки было не долететь. Старый-престарый "Ан-24", в брюхе которого располагался сейчас отряд вместе с Юрием Алексеевичем Холодом, теоретически долететь до цели мог, в чем, правда, члены отряда сильно сомневались, хоть и старались (за исключением ворчуна Майера) не высказывать своих сомнений вслух – уж очень древней казалась – да и была! – машина. Правда, и пилот, и штурман, и механики на земле в один голос уверяли, что машина прекрасно долетит туда, куда ей положено, и ничего с ней, родимой, не случится. Они, мол, проверили каждый винтик, а то, что краска облезла и металл кое-где сильно поржавел, так ведь они не с посольством в дружественное государство собираются, а вовсе даже совсем наоборот, а для этих целей и такая машина, если честно сказать, слишком хороша, тем более что у Герцога она в единственном экземпляре.
Да, продержаться в воздухе три с половиной – четыре часа и долететь до цели этот самолет мог. И мог даже вернуться обратно (умельцы Герцога оснастили ее дополнительными топливными баками). Не мог он одного – сесть. То есть, конечно, если бы нашлась подходящая взлетно-посадочная полоса, он бы сел, и Герцог от всей души надеялся, что такая полоса на месте обнаружится (что же это за ракетная база, да еще космического назначения, и без взлетно-посадочной полосы?!) и даже окажется в приличном состоянии, но все это было из области предположений и надежд, а посему, на случай отсутствия вышеупомянутой полосы, все члены отряда были снабжены парашютами. Они даже совершили два тренировочных прыжка из этого же самолета, поскольку никто из отряда никогда раньше с парашютом не прыгал и не представлял себе, что это такое. Прыжки произвели на всех сильное, но совершенно разное впечатление. Например, Стихарь, Шнай-дер и Вешняк были от спуска-планирования на парашютах в полном восторге. Майер заявил, что лучше бы им найти на месте взлетно-посадочную полосу, а то придется товарищам вышвыривать его из самолета силой, и неизвестно при этом, долетит ли он, Рудольф Майер, до земли живым – вполне может не выдержать таких испытаний его бедное сердце. Велге и Дитцу прыгать понравилось, но и только, а вот Хейниц и Малы-шев остались к парашюту полностью равнодушными.
И только старший советник Карсс и принцесса Стана не прыгали вместе со всеми.
На общем совещании было решено, что они, как представители иной цивилизации, останутся в городе Вольный под защитой и в гостях у Герцога вплоть до прибытия спасательной экспедиции сварогов. Накануне совещания Герцог долго расспрашивал принцессу и старшего советника об их истории, науке и технике, о космических полетах и других мирах. Он очень огорчился тем, что цивилизация сварогов оказалась разделена древней враждой, и не скрывал, что не откажется от помощи соотечественников Карсса и Станы, ежели таковая помощь, разумеется, будет предложена. Со своей стороны и принцесса, и старший советник от всей души поблагодарили Герцога за гостеприимство и заверили его в том, что приложат все усилия для налаживания взаимополезных отношений между сварогами и людьми. Однако проводить отряд на опасное дело и Стана, и Карсс пришли. Старший советник молча и крепко пожал всем руки, а принцесса неожиданно перецеловала всех по очереди, включая Юрия Алексеевича, и даже слегка прослезилась, чем ввергла в чрезвычайное смущение прежде всего себя саму – подобного с ней, по ее же словам, не случалось с самого розового детства. Карсс со свойственной ему проницательностью предположил, что Ее Высочество, вполне возможно, находится в интересном положении, и, как выяснилось позже, попал в самую точку.