Отсчёт. Престол
Шрифт:
И какую магию он творил сейчас? Или – просто остаточное, от управления огнём?
– Он и тенью стал случайно, не благодаря наследию. Чем-то, быть может, приглянулся Ксарши, если уж боги не просто сказка безумца, которого считают святым. Но спору нет, Анкарай выдумал ту ещё сказочку.
То ли опять в моей голове копался так, что даже и не заметила, то ли мысли у нас были схожи, но веру в правдивость Ночи Гнева утратила, судя по всему, не я одна.
– Ты уверен? – настороженно спросила, для верности сделав шаг назад. – Он же попал в рабство, мало ли кто его родители.
– Я был на Синтэрни, разыскал его родителей. –
Задумчиво погладив подбородок двумя пальцами, хмырь повертел кистью в воздухе, подзывая ближе, и мыском стопы подтащил второй табурет. Стало быть – для меня.
– Женщина-рабыня, – хмыкнул Кир, когда я села напротив него, – ничем кроме красоты не выдающаяся. Не самая любимая жена в гареме, не самая способная по дому, не самая умная – болтливая, заносчивая, продажная. И средней руки маг, которому до Владеющего очень далеко – ни должных способностей, ни ума. Разве что деловой жилки не лишён, вот и было у него несколько торговых судов.
– А что с ними сейчас?
Мне стало любопытно прикоснуться к прошлому мэтра хотя бы кончиками пальцев. Пусть с семьёй ему не повезло, да и роль эти люди играли в его жизни последнюю, всё же знать такое сродни копанию в самых сокровенных уголках души. К тому же Кирино вряд ли поделился с побратимом подробностями этой поездки. Что можно будет использовать против него, если выдастся – в чём я была практически уверена – случай.
Интересно, откуда сам Кирино? И как очутился в рабстве, будучи магом? Жаль, так далеко в его воспоминания тогда не пробралась, а сейчас и пытаться нет смысла.
– Мертвы, – и глазом не моргнув, отчеканил Кирино. – Долгая история.
– Хорошо. – Состроила безразличное лицо и пожала плечами.
Углубляться в происхождение Весташи было пока не к месту, несмотря на всё любопытство – запомнили, учли, при случае ткнём в это, ежели вдруг придётся уходить от какой-то неудобной темы с Таши или с Киром, как получится. Пока и так хватало нового вороха вопросов и предположений, разрешить которые не выйдет без участия отца. Значит, всё-таки придётся хватать его за рукав, если ещё не опоздала, и он никуда не смылся, как только свалил все свои проблемы с больной головы на здоровую. Хотя таковой назвать кое-чью чернявую нельзя, вон какая взъерошенная и замороченная.
– Хорошо, – медленнее протянула я и скрестила руки. – Впредь будь добр не увиливать и на вопросы отвечать по-человечески. Тебе, конечно, проще людей учитывать в своих планах, когда они меньше знают и потому бродят в очерченных тобой коридорах лабиринта, но с меня хватит. Надоело. Я хочу выбраться из него. И выберусь.
Ехидный смешок и вопросительно изогнутую бровь решила проигнорировать. Наверное, Топи меня всё-таки изменили – протащили по самому дну болота, заморозили дрожащую от страха девочку, подменили её. Высший демон, копавшийся в мозгах, или чудодейственное вино, выходка «доброго и заботливого» Таши или картина того, как отец кидал в мясорубку своих планов людей подобно кускам мяса – не так уж и важно, что послужило причиной возникновения желания начать делать хоть что-нибудь, не плестись безвольным хвостиком.
– Надеешься, что избавишь меня от проклятия и больше не увидишь? Надейся дальше, – процедила я. – Мне хватает
Удивительно, что меня вообще слушали. Не перебивали, не послали куда подальше, не требовали заткнуться и не вякать что ни попадя. Вид у Кирино был измождённый – на обратном пути спал он не шибко много, а по прибытии в крепость так и не сумел отдохнуть толком, сначала отправившись что-то обсуждать с Грассэ, потом явившись на встречу с королём. Тёмные круги под глазами вызывали жалость и в чём-то даже материнское чувство уложить в кровать, подоткнуть одеялко, чмокнуть в лобик и оставить в зашторенной комнате на несколько суток. Но делать так? Глупо. Не такой он человек, чтобы хоть сколько-нибудь в этом нуждаться, тем более – от меня.
– Завтра покажешь те записи, что связаны с проклятием. Где не разберусь – будешь объяснять.
Упершись локтем в колено, хмырь уронил на ладонь голову и с неподдельным сочувствием уставился на меня. Мол, а не сошла ли с ума деточка в таком тоне говорить, да и вообще – лезть в мудрёные записи магистров, где только ум свой доломаешь, вряд ли что-то уразумев.
– Ты похожа на свою мать, – неожиданно фыркнул Кирино после недолгой паузы, а потом и вовсе – расхохотался в голос. – Жаль только, что от колдуна в тебе половина тоже есть. За красивые глаза хочешь получить всё?
Замешкалась, но лишь на несколько ударов сердца. Раньше бы испугалась, обратилась бы в бегство, стала бы объяснять, что совсем не то имела в виду. Попыталась бы задобрить демона с ледяными глазищами, договориться миром, уважить, не сердить лишний раз. Вот только теперь понимала, что терять-то и нечего – если с проклятием ещё как-то можно было сжиться, то против богини Смерти одной идти не с руки.
В аркаре карты любили счёт, не важно, сам играешь, вистуешься или пасуешь. Даже если распасы – всё равно смотри внимательно, считай. Учитывай, кто за столом, у кого какой стиль игры, что там по очкам на поле, кто первым на мачту лезет. Казалось бы, игра игрой, бросание на стол разукрашенных карточек, а толк в этом всём был неподдельный, всамделишный.
– А если и так, что тогда? – Встала и нависла над хмырём, но не в угрожающем тоне, а поддерживая ту мрачно-весёлую атмосферу, что он своим смехом создал.
На этом кругу карты у меня на руке были так себе, торговались между собой явно Грассэ с Киром. И как только узнаю, кто что играть хочет, решу – лучше затаиться и пасовать или попытаться влезть. Заодно – разведаю ситуацию со счётом, как с мачтой обстоят дела. Пойму, чем самой лучше играть.
– Не говори ему, – оскалился в ответ Кир, – и будут тебе сказки на ночь про проклятие.
Удивлённо моргнула. Как-то уж слишком легко он согласился – либо вновь будет увиливать, либо я продешевила. По опыту можно было прийти к выводу, что ближе первое, потому что не раз уже натыкалась на подобное. Скажет сначала, что будет, да, конечно, никаких проблем, он сама честность во плоти. А потом зыркнет как, загипнотизирует, и стой себе, думай о вечном. Или лучше – сгинь с глаз долой.
– Таши не говорить? Или кому?
– Таши, – хмыкнул Кирино. – Он полезет в самое пекло, а для него нарываться – опасно.