Отставной дракон
Шрифт:
– Так возьмете? – требовательно спросила она, приземлившись и сняв шлем. Кажется, она ничуть не устала, а просто забавлялась.
– Да, – ответил Фальк. Пилотов катастрофически не хватало.
Правда, отправлять ее куда-то он отказался наотрез, упросил начальника, мол, не справляется один с такой оравой курсантов, тот подмазал кого надо, и пришел приказ оставить Литту младшим инструктором. Она и не возражала, гоняла молодежь в хвост и в гриву, а Фальк медленно сходил с ума, потому что понимал: жить без нее не может, а она не захочет с ним быть.
– Фальк! – позвала Литта в эфире. – Ты там уснул?
– Нет, а что?
– Грозовой фронт перед нами. Прямо пойдем или поднимемся выше?
– Выше. Наши табуретки летучие, как ты говоришь, грозу могут и не пережить.
– Иду в набор…
Аэроплан Литты легко скользнул вверх, Фальк последовал за нею, удивляясь в который уже раз, как это девушка научилась летать. Сама она никогда не говорила, а они были не настолько близкими товарищами, чтобы расспрашивать. «Родители выучили», – сказала она в ответ на вопрос, вот и все. Судя по всему, родители у нее были очень даже не бедными, и, думал Фальк, в училище она пошла в знак протеста. А потом услышал, как она говорит в трубку «Да вы что! Да тут обалдеть можно, как здорово, хоть машины старенькие! Отстань, папа, я не хочу замуж, я хочу летать и буду летать! Вот мама меня понимает, да? И люди отличные! Ну за задницу хватают, не без того, но я и сдачи могу дать… Ага, мам, я осторожно, не переживай! Всем передавай привет!»
Видел он это ее «осторожно», наверняка седых волос прибавилось, это уж точно… Когда она закрутила спираль по горизонтали, чуть не сшибая крыльями макушки деревьев, так он едва в водонапорную вышку не врезался, до того испугался. За нее конечно, ему-то все равно… И как старый аэроплан переживал трюки Литты, было совершенно непонятно, но ведь переживал же! Механики даже не особенно ругались, проверяя его после полета.
Хуже было то, что этим фокусам она учила курсантов, а тем только дай поразвлечься…
– Фальк, а мы с равнины сможем взлететь? – услышал он.
– По идее, сможем. Горючего тоже пока хватает.
– Тогда садимся. Видишь во-он тот бережок? Правь туда.
– А зачем?
– А просто так, искупаемся. И не говори, что ты плавки забыл. Будто я голых мужиков не видела.
– Не засоряй эфир, – сердито сказал он, и Литта зафыркала.
Она приземлилась ювелирно, Фальк всегда любовался тем, как она это делает, сам-то прокатился лишних полметра по незнакомой полосе.
Здесь пахло травами и разогретой землей, и озерной водой, а вовсе не пороховой гарью…
Он не без труда выбрался из кабины и был благодарен Литте за то, что она стоит спиной, проверяя что-то в моторе своего «мальчика».
– Здесь же нельзя летать, – негромко сказал он, сообразив, что это за долина.
– Мне можно. Считай, что у тебя временное разрешение.
– Так ты…
– Да, я правнучка одного из хозяев. Но это не имеет никакого значения, – Литта обернулась и улыбнулась. – Пойдем купаться? Я в масле вся!
Он молча качнул
– Ты иди. Я тут подожду.
Литта подошла ближе.
– Как это вышло? – тихо спросила она.
– Разбился, – ответил он, глядя в сторону гор. – Перелом, госпиталь… Гипс как-то криво наложили, началась гангрена, ну и… Ногу целиком хотели отнять, но тогда бы мне точно неба не видать… Я так сопротивлялся, что на меня махнули рукой. Спасибо, выжил. А может, лучше бы умер…
– Не неси чепухи, – зло сказала Литта. – Ты можешь летать! Пускай с протезом, но можешь! А прадеда моего парализовало ниже пояса, и то он не сдался, выжил и поправился!
– В это я верю, да только ноги не отрастают, – тихо ответил Фальк. – Не надо об этом, прошу. Дай посмотреть на эту красоту, когда еще соберусь…
«Уже никогда, – сказал он сам себе. – Хватит обманывать себя. Ты уже накопил достаточно пилюль. Скоро ты уйдешь в последний полет…»
– Ну как хочешь, – сказала она и начала раздеваться. Полетел наземь шлем, потом ботинки, комбинезон и нательное белье. Литта осталась в чем мать родила и преспокойно пошла к озеру, будто нагота вовсе ее не смущала.
Фальк смотрел вслед, приоткрыв рот, до того Литта была хороша на этом жарком солнце: тонкая, гибкая, по смуглой спине струится черная коса…
Он сел наземь в тени крыла своего аэроплана, прислонился к колесу, посидел немного молча, прикрыв глаза и запретив себе смотреть в сторону озера.
– А мы отлетались, – сказал Фальк наконец. Он всегда разговаривал со старым другом. – Не могу больше. Тянет в небо, а сил не осталось ни у меня, ни у тебя, который ведь раз чиним. Может, так и лучше? Полетим с тобою вместе, заглохнет мотор, вот мы и… А она выберет себе красивого парня из тех, что к ней приезжают, бросит авиацию, детей нарожает, будет жить счастливо… Ты сдурела?!
Он схватился за щеку.
– Это мои братья и дядья, кретин! – прошипела Литта, застегивая комбинезон. – Правильно говорит бабушка, мужики могут думать только об одном! А я думала, ты другой, раз любишь летать… Вижу, ошиблась. Все. Пора возвращаться на базу.
Она отошла к своему аэроплану, погладила его по борту, снова полезла в двигатель. С длинной косы капало.
«Братья и дядья? Такие разные? – подумал Фальк, неуклюже поднимаясь. – Там и рыжие, и светлые, и черноволосые, как она сама, и темнокожие были даже, я ведь видел…»
– Прими рапорт об отставке, – сказала Литта, не поворачиваясь. – Я возвращаюсь домой, как ты мне велел еще при первой встрече.
Фальк открыл было рот, чтобы сказать, мол, не глупи, и вдруг понял, что она плачет, прижавшись к нагретой солнцем обшивке своего «мальчика».
– Извини меня, – сказал он, дотронувшись до ее плеча. – Я не хотел тебя обидеть. Я же не знал, кто все эти люди… А ты красивая, я и подумал, что это твои кавалеры.
– Ты хоть понял, что назвал меня шлюхой? – серьезно спросила Литта, по-прежнему не оборачиваясь. – Кто еще каждую неделю будет менять парней?