Отступник
Шрифт:
Жюстин кивнула, глаза ее были закрыты.
— Я позвоню Домой. Лара пошлет кого-нибудь за ней…
— Ты оставляешь ее здесь, это может наделать неприятностей, — произнес я.
Он кивнул.
— Я не могу уйти, убив ее. Но у нашего Дома строгие взгляды на браконьерство… — Что-то жесткое и горячее появилось в его глазах. — Жюстина моя. Мадлен захотела это проверить. Она это заслужила.
Жюстина чуть сильнее прижалась к нему. Он сделал тоже самое.
Мы спустились по лестнице, и я
— Тем не менее, — сказал я. — Увидев ее сегодня, я понял, может быть кто-то заходит слишком далеко. Я беспокоюсь за нее.
Томас выгнул бровь и оглянулся.
— Правда?
— Да, — сказал я и задумчиво поджал губы. — Может быть и не стоило говорить о Джессике Раббит.
Глава 10
Жаркая летняя ночь за пределами Зеро казалась на десять градусов прохладнее и в миллион раз чище, чем место, оставленное нами позади. Томас резко повернул налево и шел, пока не обнаружил островок тени между огнями фонарей, где прислонился к стене здания. Он наклонил голову и простоял так минуту другую.
Я ждал. Мне не нужно было спрашивать брата, что не так. Демонстрация мощи, которую он использовал против Мадлен, стоила ему сил — сил, которые другие вампиры получали, питаясь смертными, подобно тому, как Мадлен поступила с несчастным простофилей внутри. Он не был расстроен произошедшим в Зеро. Он был голоден.
Борьба Томаса с его голодом была трудной, тяжелой и, возможно, невыносимой. Но это его не останавливало. Остальные Рейты считали, что он безумен.
Но я понимал это.
Он вернулся через минуту, холодно отстраненный и неприступный как горы Арктис Тору.
Томас прошел рядом со мной, и мы пошли вниз по улице туда, где он припарковал свою машину.
— Могу я задать вопрос? — Спросил я.
Он кивнул.
— Белая Коллегия обжигается только при попытке кормиться на ком-то, кого коснулась истинная любовь, так?
— Не так просто, как ты сказал. — Томас говорил медленно. — Это зависит от того, насколько голод контролирует тебя во время прикосновения.
Я хмыкнул.
— Но когда они питаются, голод под контролем..
Томас медленно кивнул.
— Так почему Мадлен пыталась питаться Жюстиной? Она должна была знать — это навредит ей.
— По той же причине, что и я, — сказал Томас. — Она не может избежать этого. Это рефлекс.
Я нахмурился.
— Я не понимаю.
Он молчал так долго, что я перестал ждать ответа, но наконец он ответил.
— Жюстина и я были неразлучны годы. И она для меня… многое. Когда я рядом с ней, я не могу думать ни о чем кроме нее. И когда я касаюсь ее, все во мне хочет быть к ней ближе.
— Включая твой голод, — медленно сказал я.
Он кивнул.
— В
— И это вызывает ожоги, — сказал я.
Он кивнул.
— Мадлен — другой конец спектра. Она думает, что может кормиться на ком захочет, как захочет и когда захочет. Она не видит других людей. Она видит еду. Она полностью под контролем своего голода. — Он улыбнулся, но слабо. — Так что для нее это рефлекс, как и для меня.
— Ты другой. Для нее это каждый, — сказал я, — не только Жюстина..
Он пожал плечами.
— Я не забочусь о ком-либо. Я забочусь о Жюстине.
— Ты другой, — сказал я.
Томас повернулся ко мне с холодным и жестким выражением на лице.
— Гарри, заткнись.
— Но…
Его голос упал до низкого рычания.
— Заткнись.
Это было немного пугающе.
Он пристально смотрел на меня какое-то время, потом покачал головой и медленно выдохнул.
— Я возьму машину. Подожди здесь.
— Хорошо, — сказал я.
Он удалился бесшумной походкой, руки в карманах, голова опущена. Каждая женщина, мимо которой он проходил, и некоторые мужчины оборачивались ему вслед. Он не обращал на них внимания.
На меня тоже было обращено много взглядов, но только потому, что я стоял на тротуаре возле множества ночных заведений Чикаго жарким летним вечером в длинном кожаном плаще с посохом, на котором были вырезаны мистические руны. Взгляды на Томаса можно было охарактеризовать: Пальчики оближешь. Взгляды на меня гласили: Чудак.
Я упрямо верил, что я на этот раз впереди.
Пока я ждал, мои инстинкты снова заныли, а я спиной почувствовал, что кто-то смотрит на меня. Мои инстинкты вполне заслужили того, чтобы доверять им, так что я тихо приготовил свой браслет-щит, медленно поворачивая голову и как бы случайно оглядывая улицу. Я ничего не засек, но мне показалось, будто что-то промелькнуло через улицу. Я сосредоточился на этом, собрал всю свою волю и смог увидеть неясную человеческую фигуру.
Внезапно мелькание приняло форму Анастасии Люччио, поднявшей руку и поманившей меня.
Упс.
Я пересек улицу, лавируя между случайными машинами, и мы шагнули на аллею.
— Доброго вечера, Стейси, — сказал я.
Она развернулась ко мне. В одно движение выхватила кривую саблю из ножен на бедре, в другой руке оказался готовый к стрельбе пистолет. Кончик лезвия коснулся моего лица, и я отдернул голову. Потеряв баланс, я споткнулся и оказался притиснутым к стене.
Анастасия выгнула бровь дугой, ее нежный рот сжался в жесткую линию.