Отсутствует
Шрифт:
Я бы так и сидела, кусая губы и давясь рыданиями, если бы не заметила в коробке из-под голодиска несколько ровных бумажек. Я медленно, как во сне достала все четыре карточки и не поверила своим глазам - это были фотографии. Они были слегка затёртыми, бесцветными и очень старыми.
На первой фотографии я увидела доктора Ли в белом заляпанном халате, она стояла в химической лаборатории в окружении работающего оборудования, склянок и книг, сжимая планшет с бумагами, и улыбалась фотографу. Она была молода и красива. На второй фотографии был мой отец. Я улыбнулась, всхлипывая, увидев его. Он сидел в кресле, перед включённом компьютером. Кажется, это было в
Когда я добралась до третьей фотографии, то сердце в одну секунду так невыносимо заныло, что я прижала руку к груди.
Молодая миловидная женщина в белом халате стояла возле столов, заставленных стопками бумаг и книгами. Она была худенькой, с красивыми глазами и широкой улыбкой. Её длинные волосы были собраны в высокий хвост, а в руках она держала бутылку с водой. В уголке фотографии чёрной ручкой было подписано: Кэтрин, 2056 год.
Я закрыла рот рукой. Это была мама. Моя мама, которую я никогда не видела. Мама, которой у меня никогда не было, но которая так сильно любила меня, и которую так сильно любила я.
Ком в горле заставил меня испустить глухое рыдание, я всматривалась в фотографию до тех пор, пока у меня хватало сил, а потом, прижав её к груди, посмотрела на ту, что была последней.
На четвёртой фотографии были мои родители, они счастливо улыбались, стоя на фоне Мемориала. Отец улыбался, прижимал маму к груди, а у мамы были распущены её длинные волосы и ветер развевал их. Они оба были очень красивыми мои родители. Я не могла долго смотреть на эту фотографию, то, что разрывало меня изнутри, вырвалось наружу. Я отложила фотографии и, рыдая, закрыла лицо руками.
***
– Хэй, Догмит, а где Кайли?
– послышался голос Рэя за стеной.
– Ну-ка, давай, веди меня к ромашке да поскорее.
У него было хорошее настроение. Видимо из-за того, что они, наконец, зачистили дальние помещения. Я даже не шелохнулась, когда услышала, как шаги затихли в дверном проёме комнаты, в которой я сидела, всё ещё вздрагивая от рыданий и не отрывая рук от лица. Меня так сильно скрутило, что сейчас мне было не до чего.
– Так, Догмит, а ну-ка, отвали погулять, - услышала я голос Рэя, затем послышался звук, закрывающейся двери.
Всё-таки зря он так с Догмитом, ведь мой пёс ведь почти всё время опечаленно ждал, пока я успокоюсь, уткнувшись носом мне в ногу.
Я всхлипнула. Мне не хотелось разговаривать. Мне просто не верилось, что хоть кто-то может меня успокоить. Я знала, что мне плохо не только от того, что я впервые в жизни увидела что-то, так тесно связанное с моими родителями, мне было плохо и от осознания такой тяжёлой, просто необъятной правды, что навалилась на меня только через девятнадцать лет после моего рождения.
Я снова почувствовала тошнотворную дрожь и холод внутри. Меня отвлекли тихие шаги Рэя.
Он ничего не говорил мне, просто в какой-то момент он сел рядом со мной и притянул к себе. Я, конечно, была сейчас в не
Я почувствовала запах пустошного ветра и каких-то трав, затем всхлипнула ещё раз. Я вздрогнула, когда почувствовала, что Рэй коснулся губами моей макушки. Я сидела, с трудом пытаясь успокоиться, обхватив его руками за талию.
Затем я услышала шорох и увидела, как Рэй поднимает с тумбочки фотографии, которые я туда положила. Он очень бережно и аккуратно держал их, рассматривая одну за другой. Конечно, он знал, что на них есть мои родители и знал, каково это для меня через столько лет увидеть эти фотографии, услышать всё то, что я услышала и узнать всю правду. Рэй продолжал смотреть фотографии, пока я всё ещё прижималась к нему, медленно успокаиваясь. Минуты тянулись слишком медленно, давили на меня.
Наконец, наёмник отложил фотографии в сторону.
– Я тебя сейчас хорошо понимаю, ромашка, - прошептал Рэй. Я почувствовала, как его дыхание коснулось моих волос. Он помолчал некоторое время.
– Когда мне было двенадцать лет, я узнал, что мой отец, которого я считал героем, настоящая сволочь, которая предаёт всех, кто ему доверяет. Он едва не убил мою мать у меня на глазах, а после того, как я заставил её сбежать, он увёз меня туда, откуда я бы и сам никогда не выбрался. Я не знал, что с моей матерью и боялся только одного - что больше никогда не увижу её. Мне тогда было двенадцать, и я думал, что не выдержу всего этого. Но я выдержал. И, пережив всё это, я хорошо понял две вещи: первое - это то, что всё, что меня не может меня не убьёт, сделает меня сильнее, а второе...второе - то, что верить в этом мире можно только себе и своим очень близким людям.
Рэй замолчал, а я больше ничего и не спрашивала. Какой ужас. Я даже и представить себе боялась, что Рэй пережил тогда.
Я вдруг улыбнулась. Сейчас, в эти минуты, я чувствовала поддержку Рэя, самую сильную и надежную поддержку.
А ещё я осознала, как бесподобен этот дар - иметь такого хорошего друга и благодарила Господа за то, что у меня есть такой друг.
Моё сердце так сладко билось в груди, что я едва соображала, что вообще происходит. Что-то томительное, совсем терпкое, непривычное разливалось в груди. Моя влюблённость. Это чувство было подобно удару - резкому и неожиданному, такому сильному, что мои глаза распахнулись, а воздух застрял в лёгких. Мы сидели так некоторое время.
Где-то далеко в коридоре я услышала весёлый лай Догмита. Рэй отстранился от меня, и я выпрямилась, выпустив его из объятий.
– Я узнала, куда отправился отец, - тихо сказала я.
– Ну и отлично, - сказал Рэй, беря меня за подбородок и целуя в лоб.
– Думаю, что нам пора, ромашка. Надо возвращаться в Ривет-Сити.
Он улыбнулся мне, большим пальцем проведя по моей щеке. Я покраснела, улыбнувшись ему в ответ. Рэй поднялся с кровати и вышел в коридор. Почти сразу, собрав все фотографии, голодиски и некоторые вещи, я направилась за ним, глупо улыбаясь от счастья.