Отважные капитаны. Сборник
Шрифт:
— Турист? — неожиданно сурово спросил он.
— Да, в каком-то смысле. В Саутгемптоне у меня моторная яхта.
— Не доверяю им — и никогда не доверял. Вот с этим им не сравниться!
Он указал на отбеленную солнцем растрескавшуюся мачту. Некоторое время они сидели молча, наслаждаясь солнечными лучами. Мистер Хитли сцепил пальцы на колене, чтобы помочь непослушной ноге согнуться, и прислонился к низкому фальшборту. От этого движения манжета его пальто поднялась вверх и открыла запястье с татуировкой. Мистер Вирджил вытащил из кармана трубку. Ветер принес издали запах разогретого кедра и цветущих гладиолусов.
— А стоит только вспомнить, какая сейчас в Саутгемптоне вода! — наконец обронил мистер Вирджил. — Грязная... и какая же холодная!
Над дальним краем гавани с криками вились три попугая. Мистер Вирджил погрозил им перевязанной рукой.
— Как это случилось? — спросил мистер Хитли.
—
— Так как же? Если вы не против — расскажите. — Неожиданно в его голосе прорезались властные нотки.
И снова мистер Вирджил внимательно оглядел сухощавую фигуру собеседника.
— Все потому, — сказал он, — что на флоте дозволено держать животных. Линкоры и броненосцы возят с собой медведей, пока они не станут досаждать старшим офицерам. На тех судах, что поменьше, дозволены обезьяны и попугаи. Был у нас один малый на «Смелом», так тот держал хамелеонов в машинном отделении, пока их всех не передавило движущимися частями. Лучше всего все-таки попугаи. Люди хорошо платят за говорящих попугаев.
— А кто их обучает?
— Попугаи, как женщины, — все схватывают на лету, где надо и где не надо. Я слышал, что их привлекает какой-то особый тон голоса. А сейчас у нас целых два крейсера на постое — «Буллеан» и «Флореалия», и от обоих разит попугаями. У них там все виды зеленых — и еще те, серые с розовыми хвостами,которых мы раньше отлавливали на западном побережье Африки. Разрази меня гром!.. Когда я в последний раз был в Бенине на «Тезее» — кажется, это называлось «Бенинская экспедиция», — мы нашли те четыреста соверенов и четыре дюжины шампанского в «Королевском каноэ»... И никто поначалу не заметил тех денег!.. Но вернемся к попугаям. Есть тут у нас некий Моупси, на все руки мастер по части хозяйства. Недавно является он ко мне, зная заранее, что у моей миссис Вирджил имеется попугай. Мой дом рядом с верфью — после сорока лет службы на флоте мне по нраву жить поближе к морю. Но из-за этих же сорока лет ко мне частенько обращаются с просьбами взяться за разные деликатные задачи...
— Вполне понятно, — сказал мистер Хитли, растягиваясь на палубе, чтобы прогреть бледный, как у ящерицы, живот. Манжета его легкого пальто задралась уже выше запястья.
— И в тот вечер, о котором я говорю, этому Моупси понадобилась... гм... особая помощь. Приближалось время учебных стрельб на обоих кораблях, и всех попугаев эскадры требовалось переправить в такелажную мастерскую. Кроме того, требовался ответственный за попугаев, которому было назначено ежесуточное жалование за кормление и уход за птицами. По возвращении эскадры на рейд попугаи также должны были вернуться на места. Моупси показал мне приказы — отпечатанные на машинке, вообразите! — и заявил, что я подхожу по всем статьям на должность ответственного. Вот за это я и взялся. Всего-то дела — посидеть в такелажной мастерской пару дней... Господи боже, а ведь я еще помню времена, когда она была до отказа забита снастями... Ну кто из нынешних салаг в состоянии отличить лисель от половой тряпки, даже если распять его на мачте?..
— Но зачем они отправляли попугаев на берег перед учениями?
— Дабы те не спятили от орудийного грохота и не получили контузии от сотрясения. Не только птицы этого не любят. Помнится, на старой «Пенелопе» — той, что с двойным рулем, — у нас был здоровенный бабуин, который не выносил стрельб даже черным порохом. На это время он забивался в гальюн и щелкал оттуда зубами на всех и вся. И это было немалой проблемой... потому что гальюн, сами понимаете...
Мистер Хитли закашлялся.
— Бронхит, — коротко пояснил он. — Докла... э-э... продолжайте, пожалуйста.
— Мне были даны инструкции: быть готовым к приему попугаев к пяти склянкам. Думаю, на вашем пассажирском пароходе вам рассказывали, как на кораблях отмеряют время?
— Это, кажется, было указано на обороте буклета со списком пассажиров, — смиренно кивнул мистер Хитли.
Мистер Вирджил нетерпеливо вздохнул и двинулся дальше:
— В такелажной уже ждал ларь с птичьим рационом. Я, как заведено, записал его в накладные расходы верфи. Не знал я тогда, во что это выльется... А что до самой мастерской, то надо вам знать, что состоит она в основном из больших окон, а вдоль стен там кучами свалены носилки, распорки и кранцы для парусников. Я переместил там кое-что, чтобы сделать полки для клеток. С какой стати мне ползать по палубе, кланяясь птицам? Да и разгибаться в моем возрасте приходится слишком долго... Бог ты мой! Разрази меня гром! Я ведь шесть лет провел на верхних реях — старшим марсовым на «Резистенсе»!.. [99] Ну а пока я занимался делом, снаружи доносились звуки, будто во время высадки нашей морской пехоты на Крит — ох,
99
«Резистенс» — один из первых броненосцев «Британии», спущен на воду в 1862 г.
— Смотри в оба, папаша! Этот груз не из простых!
Таким он и оказался. Я мог разве что пятиться и семафорить людям с «Буллеана», чтобы несли свои клетки к левому борту мастерской, а тем, что с «Флореалии», —— к правому. Так они и разместились: сорок три птицы с «Буллеана» и двадцать девять с «Флореалии», итого — семьдесят две.
— Почему вы не сказали «почти сотня»? — спросил мистер Хитли.
— Потому что сотни там не было. Затем эти десантные отряды прошествовали к дальней двери, вышли наружу и развернулись в две шеренги вдоль окон мастерской, чтобы попрощаться. Семьдесят две птицы в клетках и семьдесят два матроса с нижних палуб прилипли с противоположных сторон к стеклам, словно напутствуя друг друга. Та еще была пантомима, если не считать воплей попугаев! Старшине пришлось отбуксировать меня в бухту, чтобы мы могли перекинуться хоть словечком. Но сказал он немного:
— Бог тебе в помощь, папаша!
И увел всех матросов на суда.
Сердца попугаев были разбиты.
Что мне было делать?
Ну а раз уж ничего не поделаешь, не стоит хотя бы выставлять себя на посмешище! Я и соваться не стал в мастерскую — просто бродил туда-сюда снаружи, ожидая, когда тайфун утихнет... Господи боже, разрази меня гром! Сколько на своем веку я перевидал тайфунов! Но, скажу вам по чести, «Снейк» перевернулся без всякого тайфуна. Это был минный крейсер, к тому же с перегруженным орудиями носом, и он так и не смог выбраться из шторма... Но вернемся к попугаям. В конце концов я вернулся в мастерскую и гаркнул «Цыц!» — так обычно делала миссис Вирджил. Они выделили группу прикрытия, которая продолжала вести огонь, но большинство развернулось и нацелилось клювами на меня. Сперва они оценивали меня — в точности как старшины и боцманы перед тем, как отдать команду. Ну и я тоже оценил их, чтобы прикинуть масштаб проблем и выделить заводил... Чтоб меня разорвало! Как часто я так делал! Болтуны меня не беспокоили. Большинство людей не способны не то что работать, но даже просто жить без воркотни и жалоб. Я хотел определить ядро бунтовщиков — тех, что помалкивают, но в них-то и главная беда. Зачем? Если кто-то знает свое дело, неважно, что это за дело, он должен знать и тех, за кем нужно присматривать. Вот, к примеру: я провел двадцать лет, командуя бузотерами, которые только и ждали случая меня разозлить, лжецы и придиры без конца пытались подловить меня и засудить по морскому праву, не говоря уж об обычном человеческом мусоре, который поливал меня против ветра. И тут они снова были передо мной — все, кого я отправлял, или кто отправлял меня получать наказание от капитанов; все они собрались здесь, превратившись в проклятых птиц, получивших флотскую выучку, и набравших словечек на нижней палубе.
Мистер Вирджил сделал паузу, и мистер Хитли кивнул ему с пониманием и сочувствием.
— Был там один серый с розовым хвостом — талисман с Западного Берега. Он спокойненько сидел на полу своей клетки. Будь он обычным матросом, я бы сразу взял его на заметку. Он смирно ждал, пока я его рассмотрю и отведу взгляд. А потом взял и назвал меня этим словом... прямо из живота, не шевеля клювом, как какой-нибудь паршивый чревовещатель. А у меня когда-то был на верхних реях один тип... на каком же из этих чертовых старых крейсеров? Нет-нет! На «Резистенсе» — у него же целых пять мачт... Так вот — был там один матрос с таким же талантом, за который ответ держали другие. Джемми Ридер его звали — шелудивый пес с грязным ртом... И тогда я ему сказал, попугаю то есть: «Якорь еще не выбрали, поэтому сделаем вид, что я тебя не слышал. Но я этого не забуду, Джемми».
Чтоб меня разорвало! Ведь я не вспоминал Джемми Ридера целых тридцать лет!
Был там еще один какаду с желтым клювом, который сквернословил, как проклятый. Он тоже напоминал мне кого-то, я не мог припомнить — кого, но видел, что и он способен устроить заварушку.
Так или иначе, я выявил полдюжины будущих шутников и дюжину тех, кто последует за ними, если все пойдет по их плану. Остальные были обычными матросами, готовыми примкнуть к любой толпе, если в перспективе намечается веселье. Запомнить их не составило труда — раньше мне приходилось запоминать семь сотен человек по имени и званию, и это за неделю. Я никогда не позволял ни себе, ни другим тратить на это больше времени.