Отважные мореплаватели
Шрифт:
– Какая нелепость! Можно подумать, что ему это надо...
– Это надо тому, кто его нанял. И он, пожалуй, прав.
Минуя магазины, торгующие рыбацкими дождевиками, они направились к пристани Вувермена, над которой торчали мачты "Мы здесь" с ее развевающимся флагом. Диско стоял у главного люка, отдавая распоряжения Мануэлю, Пенну и дядюшке Солтерсу, орудовавшим талями. Дэн подавал на борт корзины, которые наполняли Длинный Джек и Том Плэтт, а Гарви с блокнотом в руках представлял интересы шкипера возле весов,
– Готова!
– раздался голос снизу.
– Вира!
– командовал Диско.
– Давай!
– кричал Мануэль.
– Есть!
– подхватывал Дэн, заводя корзину за борт.
Потом Гарви звонко и отчетливо выкрикивал вес очередной корзины.
Когда была отгружена последняя корзина рыбы, Гарви отчаянным прыжком перебрался с пирса на шхуну, чтобы вручить Диско свой блокнот, и выкрикнул напоследок:
– Двести девяносто два и пустой трюм!
– Сколько всего, Гарви?
– Восемь шестьдесят пять. Три тысячи шестьсот семьдесят шесть долларов с четвертью. Я б от доли не отказался...
– Что ж, было бы неверно сказать, что ты ее не заслужил, Гарви. Не сходишь ли к Вувермену со своей бухгалтерией?
– Кто этот мальчик?
– спросил Чейн Дэна, давно привыкшего к самым нелепым вопросам со стороны этих бездельников, приезжающих сюда на лето.
– Что-то вроде нашего пассажира, - последовал ответ.
– Мы подобрали его на Отмелях. Говорит, что снесло с пассажирского парохода. К рыбацкому делу теперь привыкает.
– Хлеб-то свой он отрабатывает?
– Ага... Отец, тут один хочет знать, отрабатывает ли Гарви свой хлеб. Не хотите ли подняться на борт? Для нее мы поставим трап.
– Я бы очень хотел. И тебе, мать, не помешает увидеть все своими глазами.
Женщина, которая еще неделю назад едва могла оторвать голову от подушки, неловко поднялась по трапу и стояла, пораженная, на носу шхуны среди царившего там беспорядка.
– Вас вроде Гарви интересует?
– Да, пожалуй...
– Неплохой парень и довольно послушный... Слышали, как он здесь оказался? По-моему, у него было нервное расстройство или же он стукнулся головой обо что-то, когда мы его вытащили на борт. Сейчас он в полном порядке... Да, это наша кают-компания. Пожалуйста, входите, хоть здесь страшный беспорядок... А вон на трубе его цифры: это он наши координаты записывал.
– Он здесь спал?
– спросила миссис Чейн, сидевшая на желтом рундуке и глядевшая на неубранные койки.
– Нет. Его место в носовом кубрике. Не могу сказать о нем ничего плохого, кроме разве того, что он на пару с моим сыном таскал из камбуза пончики, когда им было положено спать.
– Гарви вел себя примерно, - вступил дядюшка Солтерс, спускаясь по трапу.
– Только вот сапоги мои он забросил на мачту, да и к тем, кто побольше его знает, особенно в фермерском деле, относится не больно-то
А тем временем Дэн, которому Гарви еще утром сделал несколько прозрачных намеков, исполнял на палубе воинственный танец.
– Том! Том!
– прошептал он в люк.
– Пришли его родители, а отец еще не смекнул, и они толкуют в рубке. Она красотка, а он, по виду, и есть тот богач, о котором твердил Гарв.
– Боже правый!
– воскликнул Длинный Джек, выбираясь на палубу, весь перемазанный солью и в рыбьей чешуе.
– Ты, никак, знал, что вся эта история про упряжку и все прочее правда?
– Конечно, с самого начала, - ответил Дэн.
– Пошли посмотрим, как отец ошибается в своих суждениях.
Предвкушая удовольствие, они вошли в рубку как раз тогда, когда Чейн сказал:
– Я рад, что у него такой характер, потому что... это мой сын.
У Диско отвисла челюсть - Длинный Джек потом клялся, что он слышал, как она щелкнула, - и он поочередно с изумлением переводил взгляд с мужчины на женщину.
– Четыре дня назад я получил его телеграмму в Сан-Диего, и мы приехали.
– В собственном вагоне?
– спросил Дэн.
– А ведь он говорил про это.
– Да, конечно.
Дэн посмотрел на своего отца, весьма неуважительно подмигивая и кривляясь при этом.
– А еще он рассказывал, что у него есть собственная упряжка с четырьмя пони, - сказал Длинный Джек.
– Это тоже правда?
– Возможно, - ответил Чейн.
– Верно, мать?
– Да, кажется, когда мы жили в Толедо, у него была такая тележка.
Длинный Джек присвистнул.
– Ого, Диско!
– только и сказал он.
– Я... ошибся в своих суждениях... больше, чем рыбаки из Марблхед, произнес Диско с натугой, будто слова вытаскивали из него лебедкой.
– И не боюсь признаться вам, мистер Чейн, что считал мальчишку помешанным. Он чудно говорил о деньгах.
– Он мне рассказывал.
– А что еще он вам говорил?.. Потому как я раз здорово его стукнул. Он бросил тревожный взгляд на миссис Чейн.
– О да, - ответил Чейн.
– И, пожалуй, это очень пошло ему на пользу.
– Я решил, что так надо, иначе никогда бы не сделал этого. Не думайте, что на этом судне плохо обращаются с юнгами.
– Я и не думаю, мистер Троп.
Миссис Чейн разглядывала лица: железное, цвета слоновой кости бритое лицо Диско; обросшее фермерской бородкой - дядюшки Солтерса; смущенно-простоватое - Пенна; спокойное, улыбчивое лицо Мануэля; восхищенную ухмылку Длинного Джека и шрам Тома Плэтта. То были грубые лица, по ее представлениям, но она смотрела на них глазами матери и потому поднялась с распростертыми объятиями.
– О, назовите себя, - сказала миссис Чейн, чуть не плача.
– Я хочу поблагодарить и благословить вас всех.