Отверженные (Трилогия)
Шрифт:
Мариус тихонько снял ботинки и задвинул их под кровать.
Прошло несколько минут. Вдруг внизу скрипнула в петлях дверь, и Мариус услышал шум грузных шагов, поспешно протопавших по лестнице и пробежавших по коридору; со стуком приподнялась дверная щеколда: то вернулся Жондрет.
Сразу же раздалось несколько голосов. Семья, как оказалось, была в сборе, но в отсутствие хозяина все притихли, словно волчата в отсутствие волка.
– Вот и я, – сказал Жондрет.
– Добрый вечер, папочка! – завизжали дочки.
– Ну как? – спросила жена.
– Помаленьку, – отвечал Жондрет, – но я прозяб,
– Я готова, могу идти.
– Ничего не забудешь из того, что я тебе сказал? Все сделаешь, как надо?
– Будь спокоен.
– Дело в том… – сказал Жондрет. И не закончил фразу.
Мариус услышал, как он положил на стол что-то тяжелое, по всей вероятности купленное им долото.
– Кстати, вы уже поели? – спросил Жондрет.
– Да, – ответила жена. – У меня были три больших картофелины и соль. Я их испекла – спасибо, огонь еще был.
– Отлично, – сказал Жондрет. – Завтра поведу всех вас обедать. Закажем утку и всякую всячину. Пообедаете по-королевски, не хуже Карла Десятого. Все идет как нельзя лучше!
Потом добавил, понизив голос:
– Мышеловка открыта. Коты начеку.
И еще тише:
– Сунь-ка это в огонь.
Мариус услышал, как потрескивают угли, которые помешивали каминными щипцами или каким-то железным инструментом, а Жондрет продолжал:
– Дверные петли смазала, чтобы не скрипели?
– Да, – ответила жена.
– Который теперь час?
– Скоро шесть. Недавно пробило полшестого на Сен-Медаре.
– Черт возьми! – произнес Жондрет. – Девчонкам пора идти караулить. Эй, вы, идите-ка сюда, слушайте.
Они зашушукались.
Потом снова послышался громкий голос Жондрета:
– Бюргонша ушла?
– Да, – ответила жена.
– Ты уверена, что у соседа никого нет?
– Он с утра не возвращался, и ты сам отлично знаешь, что в это время он обедает.
– Ты в этом уверена?
– Уверена.
– Все равно, – сказал Жондрет, – невредно сходить и взглянуть, нет ли его. Ну-ка, дочка, возьми свечу и прогуляйся туда.
Мариус опустился на четвереньки и бесшумно заполз под кровать.
Едва успел он там свернуться в комочек, как сквозь щели в дверях показался свет.
– Па-ап, его нет! – раздалось в коридоре.
Мариус узнал голос старшей дочери Жондрета.
– Ты входила в комнату? – спросил отец.
– Нет, – ответила дочь, – но раз ключ в дверях, значит, он ушел.
– А все-таки войди, – крикнул отец.
Дверь отворилась, и Мариус увидел старшую девицу Жондрет со свечой в руке. Она была такая же, как и утром, но при этом освещении казалась еще ужаснее.
Она направилась прямо к кровати, и Мариус пережил минуту неописуемой тревоги. Но над кроватью висело зеркало, к нему-то она и шла. Она встала на цыпочки и погляделась в него. Из соседней комнаты доносился лязг каких-то передвигаемых железных предметов.
Она пригладила волосы ладонью и заулыбалась сама себе в зеркало, напевая своим надтреснутым, замогильным голосом:
Семь или восемь дней пылал огонь сердечный, И, право, стоило, чтоб он и впредь не гас! Ах,Мариус дрожал от страха. Ему казалось невозможным, чтобы она не услышала его дыхания.
Она приблизилась к окошку и, окинув взглядом улицу, с обычным своим полубезумным видом громко проговорила:
– Надел Париж белую рубаху и стал уродиной!
Она снова подошла к зеркалу и снова начала гримасничать, разглядывая себя то прямо, то в профиль.
– Ну что же ты? – закричал отец. – Куда запропастилась?
– Сейчас! Смотрю под кроватью и под другой мебелью, – отвечала она, взбивая волосы. – Никого.
– Дуреха! – заревел отец. – Сейчас же сюда! Нечего время терять.
– Иду! Иду! Им вечно некогда! – сказала она и стала напевать:
Вы бросили меня, ушли дорогой славы, Но сердцем горестным везде я там, где вы…Кинув прощальный взгляд в зеркало, она вышла, закрыв за собою дверь.
А через минуту Мариус услышал топот босых ног по коридору и голос Жондрета, кричавшего вслед девушкам:
– Смотрите хорошенько! Одной сторожить заставу, другой – угол Малой Банкирской. Ни на минуту не терять из виду дверь дома, и как что-нибудь заметите, сейчас же сюда! Пулей! Ключ от входной двери у вас с собой.
Старшая проворчала:
– Попробуй, покарауль босиком на снегу!
– Завтра у вас будут коричневые шелковые полусапожки! – сказал отец.
Девушки спустились с лестницы, и через несколько секунд стук захлопнувшейся внизу двери оповестил о том, что они вышли.
В доме остались только Мариус и чета Жондретов да, вероятно, те таинственные личности, которых Мариус заметил в полутьме, за дверью пустующей каморки.
Глава 17
На что была истрачена пятифранковая монета Мариуса
Мариус решил, что наступило время вернуться на свой наблюдательный пост. В одно мгновение, со всем проворством, свойственным его возрасту, он очутился у щели в перегородке.
Он заглянул внутрь.
Жилье Жондретов представляло необыкновенное зрелище, и Мариус нашел, наконец, объяснение проникавшему оттуда странному свету. Там горела свеча в позеленевшем медном подсвечнике, но не она освещала чердак. Вся берлога была как бы озарена огнем большой железной жаровни, поставленной в камин и полной горящих угольев, – той самой жаровни, которую раздобыла утром жена Жондрета. Угли пылали, и жаровня раскалилась докрасна; там плясало синее пламя вокруг купленного Жондретом на улице Пьер-Ломбар долота, которое было теперь воткнуто в уголья и побагровело от накала. В углу возле дверей виднелись две груды каких-то предметов, вероятно положенных здесь неспроста: одна была похожа на связку веревок, другая на кучу железного лома. Человека, не посвященного в то, что здесь замышлялось, эта картина заставила бы колебаться между самыми зловещими и самыми безобидными предположениями. Освещенная таким образом комната напоминала скорее кузницу, чем адское пекло, зато Жондрет при таком освещении смахивал больше на дьявола, чем на кузнеца.