Отверженный VIII: Шапка Мономаха
Шрифт:
— Мне кажется, она не станет вмешиваться в любом случае, — предположил Романов.
— Полагаете, Вильгельм Пятый откажется от идеи включить Пиренеи в свою империю? — спросил Каменский.
— Нет, не откажется, — ответил кесарь. — Но зачем Вильгельму лишний конфликт? Он просто подождёт. Хосе Второму не нужна Испания. Он объявил себя императором обеих Америк. Даже если он оставит в покое Канаду, ему ещё надо разобраться с Бразилией и Боливарианской республикой. Хосе сложит свою пирамиду и вернётся в Америку, а испанцы после этого станут куда сговорчивее.
Романов сделал многозначительную паузу, а фразу за него закончил Воронцов:
— … но Хосе Второй — псих.
— Да, — сказал кесарь. — Принято думать, что он псих. Возможно, так оно и есть, и я очень на это надеюсь. Потому как, если он не псих, то эта пирамида — не блажь сумасшедшего императора, а какой-то жуткий и просто невероятный по своим масштабам ритуал. И я даже боюсь представить, с какой целью Хосе Второй собирается его проводить.
В кабинете наступила тишина, которую через некоторое время прервал Воронцов, решивший резко сменить тему разговора:
— Испания далеко, Ацтлан тем более, а вот Эстония рядом. Надо с ней что-то делать.
— Так вроде Вы уже всё, что могли, сделали — порядок навели, генерал-губернатора назначили, — сказал Романов. — Что Вы ещё хотите с ней делать, Игорь Константинович? Присоединить к России? Не думаю, что это очень хорошая идея в данный момент — Англичане только и ждут серьёзного повода, чтобы объявить нам войну. Британия уже выразила нам протест в связи с оккупацией Эстонии. И не раз. Но это всего лишь оккупация, причём мы заявили, что она временная.
— Но если война с Англией неизбежна, то чем мы рискуем? — спросил Воронцов.
— Мы рискуем вместо войны с Британской империей получить войну с коалицией стран под руководством Британии, — ответил Романов. — Скажу честно: если у меня будет выбор, я выберу первое.
— А он будет, этот выбор?
На этот вопрос главы Дворянского собрания Москвы кесарь не ответил, он лишь развёл руками и сказал:
— К войне надо готовиться и надо делать всё, что только возможно, чтобы оттянуть её начало — это всё, что я на данный момент могу сказать на эту тему. А что касается Эстонии, давайте пока не будем принимать каких-либо решений. Здесь нас никто не торопит, а цена ошибки может быть слишком велика.
*****
Мне пришлось немного подождать — у Александра Петровича проходило совещание. Когда оно закончилось, из кабинета кесаря вышли Воронцов и Каменский. Леонид Васильевич, поздоровавшись со мной, улыбнулся и попросил передать поклон бабушке, а вот Игорь Константинович был довольно холоден. Он сухо ответил на моё приветствие и как-то очень странно на меня посмотрел, будто увидел во мне что-то такое, чего раньше не замечал.
Было не очень приятно. И главное — я не понимал, что явилось причиной такого поведения Воронцова. Возможно, до него донесли информацию о конфликте на свадьбе, да ещё и в каком-нибудь искажённом виде. Но ничего поделать с этим я не мог — не лезть же к нему
Александр Петрович, несмотря на проведённое совещание, был бодр и весел. Он поприветствовал меня, не вставая из-за стола, спросил, как поживает княгиня Белозерская, поинтересовался, как себя чувствует Алихан и предложил мне кофе. Я не отказался. Кесарь дал поручение секретарю, принести напитки, после чего опять обратился ко мне:
— Ну и чем ты меня порадуешь, Роман?
— Тем же, чем хотел порадовать позавчера, — ответил я, присаживаясь за стол. — Вы можете рассчитывать на меня, я готов Вам помочь добыть шапку Мономаха.
— Что ж, я и не сомневался. Но, надеюсь, ты всё же хорошо всё обдумал.
— Обдумал. Но есть два не то чтобы условия, скорее, два момента, которые надо учесть.
— Какие? — спросил кесарь.
— Во-первых, я должен буду предупредить бабушку, куда я отправлюсь. Я дал Вам слово никому не рассказывать о шапке Мономаха, и я это слово сдержу. Но сказать бабушке, что я выполняю Ваше задание, и назвать ей время и место я должен.
— Понимаю и не имею ничего против. Это правильно. Что ещё?
— Ещё я смогу приступить к этому только после пятнадцатого сентября.
Затем я рассказал Александру Петровичу про Милу, про её приезд, про похищение Ольги и про наши с бабушкой планы. Кесарь всё это внимательно выслушал и сказал:
— Это хорошая новость, что твоя подруга смогла выбраться из Туркестана. И очень жаль, что так всё получилось с её родными. Если я хоть чем-то могу помочь, то с радостью это сделаю. Просто скажите, что нужно.
— Спасибо, я передам бабушке Ваши слова.
Романов хотел ещё что-то сказать, но открылась дверь и вошла секретарша. Она быстро подошла к столу, поставила передо мной чашку с кофе, перед кесарем — с чаем и так же быстро удалилась. Александр Петрович взял чашку, сделал глоток и произнёс:
— Мы успеваем, у нас есть время до конца сентября.
— Тогда я Вас внимательно слушаю, — сказал я. — Что мне надо сделать?
Романов улыбнулся и ответил:
— Для начала я тебе кое-что расскажу. На протяжении всего существования Великих артефактов находилось много желающих отнять их у владельцев или выкрасть, что, собственно, неудивительно. Знаешь, сколько попыток было выкрасть Зеркало Монтесумы или Железную корону до начала периода бездарья?
— Не знаю, но думаю, что много.
— В среднем одна серьёзная попытка каждые пять лет. Поэтому Великие артефакты охранялись даже сильнее, чем сами императоры. Умнее всех тогда поступили японцы. Они никогда и никому не показывали Кусанаги-но цуруги. Его видел лишь император. Впервые на коронации и потом лишь если приходилось использовать его для защиты империи. Это был идеальный способ сохранить артефакт — трудно украсть что-то, если не знаешь, как оно выглядит, и когда в императорской сокровищнице находится больше сотни различных мечей. Даже более-менее точных описаний Кусанаги-но цуруги до сих пор нет. Многие даже не верят, что он существует.