Отверженный. Темная сторона частицы
Шрифт:
За следующей дверью оказался Номер Три, чей голос узнал сразу. Он дал указание двум охранникам удалится, а сам повёл меня дальше. Несмотря на тёмный мешок на голове, я ощущал приближающийся запах хлорки и пота, а гул многочисленных голосов нарастал с каждым шагом.
— Вчерашний разговор с дознавателями пошёл мне на пользу, Номер Три? — сказал я, слегка повысив голос, чтобы меня можно было услышать сквозь мешок.
— Факт вашего перевода говорит сам за себя, — ответил он. Раздался металлический скрежет открытия решёток, и мы проследовали дальше.
Четыре яруса с пролетом посредине, сходящиеся под прямым углом к центральному узлу. Маленькие камеры, отгороженные от коридора решётками, напоминают загоны для животных. Каждый такой чулан, а по-другому эти небольшие комнатушки и не назовёшь, вмещал в себя по несколько человек. Мне казалось, что камера должна быть рассчитана на двоих. По факту в каждой до пяти-шести сидельцев.
Со всех сторон раздаются крики, свисты и аплодисменты. Количество советов как себя вести и пожеланий скорейшей смерти из уст арестантов примерно равное.
Кругом железо, замки, решетки и везде ограниченное пространство. Ничего не только лишнего, но и вообще ничего. Только полные клетки зверей в курнайском обличии. Пытаешься заглянуть им в глаза, чтобы понять, что там внутри, но это трудно. Лишь случайно натыкаешься на внимательный, острый взгляд.
— И как они тут все поместились? — спросил я.
— Слишком много развелось революционеров в последнее время, мистер Абсалон. Всех сажают вперемешку с простыми заключёнными, но вам повезло. У вас отдельная резиденция.
«Это не совсем, то на что рассчитывал, но главное было попасть на более мягкий режим», — подумал я. Правда, местной публике, одетой в чёрно-сине-серых тонах, особое отношение ко мне придётся не по душе.
Обстановка в новой камере несколько приятнее, чем в предыдущей. Пускай со стен и сыпалась обшивка, зато есть небольшое окно под потолком. Присутствует кран с умывальником, кровать, сбитая из деревянных листов, с матрасом и подушкой, пусть и дырявыми. Вторая кровать отсутствует, но для неё достаточно места. Одно неизменно — квадратное отверстие в полу осталось по центру.
Следующее утро началось с «приветственного» слова шепелявого Афиля.
— Никчёмные осы, подъём! Вы ещё не сдохли?! — выкрикнул он, выходя на центральный проход.
На подготовку к завтраку даётся не более двух-трёх минут, насколько я смог подслушать из соседней камеры. В этот момент кто-то не понравился Афилю или его коллегам. День этот ос начал в роли боксёрской груши, которую вытащили из камеры и принялись пинать по бетонному полу до конца прохода. После такой утренней встряски мало кому удастся продолжить свой день, стоя на ногах.
— Похоже, мы сегодня пойдём последними, — услышал я за стеной расстроенный голос одного из заключённых.
Как я успел заметить, вывод из камер здесь осуществляется весьма специфически. Открывается одна секция, состоящая из пары десятков мест
Когда очередь дошла до нашей секции, я понял причину расстройства своих соседей. Арестантам, которые попадают на приём пищи в последнюю очередь, она не достаётся. Они занимаются вымыванием посуды и чисткой столовой.
В тон интерьера камер, она представляла собой обшарпанный зал с несколькими раковинами. Свободное пространство заставлено прибитыми на огромные штыри к полу, столами и скамьями. Судя по тому, что многие из них расшатаны, кое-кто пытался их отодрать.
Если мне ещё хватало сил стерпеть чувство голода, то большинство заключённых буквально собирали объедки со столов и крошки хлеба с пола. За это им незамедлительно наносили мощные удары дубинками.
— Блатной ос, как тебе на новом месте? — спросил меня один из охранников, когда нас сопровождали обратно в камеру.
— Думаешь, ты теперь под защитой министерских? — прошепелявил Афиль.
— А что? Моё присутствие в допросной, помешало тебе вылизать им причиндалы? — огрызнулся я, за что выхватил удар по спине. Однако, другим охранникам моя дерзость пришлась по вкусу.
— О, какой ос нам попался!
— Афиль, давно мы по вечерам не прогуливались по центральной авеню Хапишана. Стоит заглянуть к нему сегодня, — произнёс охранник крупного телосложения, тыча мне в лицо дубинкой.
Визита ночью не произошло, как и следующие несколько дней. В перерывах между прогулками вприсядку, приёмами пищи и постоянными нагнетаниями обстановки со стороны надзирателей, мне удалось пообщаться со своими соседями. В основном — это жители аклана Охо и нескольких мега-кварталов.
— Попали под горячую руку правосудия, — сказал почтенного возраста курнаец. — Я работал на мусорном флайтере, вышел в мега-квартале 3–13 чтобы «загрузиться» отходами. Тут и попал под зачистку. Отбили все рёбра, дали какие-то бумажки подписать и сюда.
— Это ты дед зря. На тебя так и резню в аклане Охо повесить можно. Думать надо головой, — присоединился к нашей беседе молодой курнаец из другой камеры.
— А ты как попал сюда? — спросил я.
— Любишь ты вопросы задавать! Если бы не твои вечные перепалки с охраной, подумал, что ты из «красных» осов, — сказал молодой, намекая на то, что я мог бы быть стукачом местных надзирателей. — Мы с дружком разукрасили здание в центральном районе в цвета революционного флага. Во, видал?
Он задрал рукав и показал неоновую светящуюся татуировку. Это изображение местной птицы — картала. Я никогда не видел их в живую, но именно так себе и представлял этого величественного представителя местной фауны — четыре лапы, два больших крыла и раздвоенный тонкий хвост.