Ответ Империи

Измеров Олег Васильевич

— Европа воевала ради грабежа и ей нас не понять.

— Жестоко, но правильно… Троллейбус.

"Великолепная черта советского человека эпохи застоя — думать о глобальных проблемах человечества. Впрочем, в ИТР здесь это как-то уже менее заметно. Развившийся мозг заняли мыслями о непрерывном улучшении работы. А гуманитарии пока крутятся вхолостую. А с чего я взял, что Инга гуманитарий? О производстве она пока не говорила. Но еще не факт."

16. Рыба белой королевы

Дом Инги — серый стандартный пятиэтажник из силикатного кирпича с гастрономом-стекляшкой

внизу — стоял напротив аптечного склада по Луначарского. Здесь это было одно из тех мест Брянска, где достаточно было лишь одного шага, чтобы, словно из одной реальности в другую, перескочить из большого города в тихий провинциальный поселок. За углом оставалась шумная Красноармейская с ее потоком машин из Володарки и Фокинки, в который вплетались гул и искры троллейбусов, шлепанье и чавканье грузовиков, что неподалеку от этих мест заворачивали на Карачиж, и, наконец, шелест шин вымытых в пригородном автосервисе столичных легковушек, завернувших в наш город с Киевского шоссе. По Луначарского не было почти никакого движения, а чуть подалее по дремлющему асфальту, покрывшемуся трещинками, днем безмятежно бродили куры из частных домов. В этой реальности на улице еще сохранились старые, квадратного сечения бетонные опоры фонарей, на которых, на острых стрелках из стального листа, были редко развешены ртутные лампы; их череда медленно опускалась в подернутую вечерним туманом глубь оврага.

Гастроном работал с восьми до восьми и уже закрывался.

"Хорошо, в дежурный заскочили" — думал Виктор, отягощенный пакетом с массандровским белым мускатом (интересно, на сколько он в нашей реальности потянет, если здесь за семнадцать тридцать? на две с половиной или три с половиной?) и киевским тортом.

— Ну вот, мы и дома. Я тут одна живу, в однокомнатной. Район тихий, хорошо, когда дома работаешь.

— А где ты работаешь?

— Торгово-экономическим экспертом и аналитиком. Статистика, оценки, прогнозы… Приходится иногда посидеть вечерами.

Домашний интерьер показался Виктору достаточно стандартным. Светлая прихожка. Стенка орехового цвета в общей комнате, что протянулась вдоль стены, противоположным дверям и включала в себя все, от шифоньера до ниш под "Горизонт" с трубкой двадцать один дюйм, видак "Электроника", CD-проигрыватель "Союз", с плазменными индикаторами эквалайзера и микшера (что на самом деле очень удобно, но инофирмы не понимают), и кассетную деку "Маяк" с лентотягой на двух моторах, стационарную и неубиваемую. По остальным стенам были распределены диванчик на двоих, кресло-кровать и стол-книжка, под ногами мягко глушил шаги синтетический палас. На окне за тюлевой занавеской Виктор ожидал увидеть цветы, но их почему-то не было, даже кактусов. В углу за батареей виднелась свернутая витая пара "Домолинии-2".

— А терминал в ремонте? — поинтересовался Виктор.

— У меня нотбук, служебный. По работе приходится часто ездить. Давай книжку расставим.

Она произнесла "нотбук", без привычного "у", скорее с длинным "о". Странно, подумал Виктор, изменилась реальность, и в разговорной речи заимствованные слова складываются по другому. Не "мобИла", а "мОбил" или "мОбел", мужского рода, как и "телефон". Не "ноутбук", а "нотбук"… впрочем, в его реальности эту фигню некоторые вначале называли "нотебуком". А вообще речь здесь намного чище, чем в наших девяностых и позже…

— Наш?

— Импортный. Для

совместимости с техникой инофирм. Маленький такой от Ай-Би-Эм.

— С экспортерами приходится работать?

— Иногда на международных выставках, деловых встречах, презентациях. Вот скатерть.

На полу, на месте, с которого Виктор отодвинул стол-книжку, валялась настоящая книжка, для чтения — белая, с бумажной глянцевой обложкой, на которой большими темно-синими буквами было отпечатано "Правда о ГУЛАГе".

— Забыла спрятать?

— Чтобы ты не подумал, что я синий чулок и читаю политпрос?

— Это — политпрос?

— Ну не пособие ж по вязанию. Ой, ладно, хватит о политике, займемся праздничным столом. Все готово, только подогреть в микроволновке.

Блюдо закаленного стекла под прозрачной пластиковой крышкой наполнило комнату слюноточивыми запахами.

— Знаешь, рыбу надо готовить там, где ее выловили, — комментировала Инга, звеня бокалами, вынимаемыми из стенки. Это брасовская форель, из прудов помещика Апраксина.

— Неужели помещика?

— Шучу. Там этот… рыбопитомник. А все это называется — рыба по-мельничьи. А еще у нас наши балтийские шпроты и рыбный салат.

— Настоящий балтийский стол с черноморским вином.

— Подожди, мы кое-что забыли.

Инга поставила на стол массивный стеклянный подсвечник на две круглые приземистые свечи и зажгла их; затем сняла "Союз" с паузы, чтобы из колонок — массивных, из настоящей деревоплиты, обеспечивающей сочность звука — неспешно потекли мягкие, как зыбь на пляже Евпатории, волны хита Хампердинка "Любовью мы живем".

— За что мы поднимем первый бокал?

— В этот день полагается за память. Знаешь, у меня незадолго до этого дня дед погиб как раз в боях за Брянск. Немного севернее, когда Десну форсировали.

— А у меня — тоже в Брянской области, чуть позже. Он был танкистом. За их светлую память!

— За их память. И чтобы никогда не повторилось.

"А, кстати, рыба по-мельничьи — одно из любимых блюд фюрера. Но это не удивительно — Рига древний торговый порт, там сильно влияние немцев в культуре и традициях. Не будем расстраивать Ингу. Мельник не виноват, он слишком вкусно готовил…"

За разговорами бутылка опустела быстро. Вела в разговоре Инга; вклиниться с бытовой темой не то что не получалось, но повода не было; это разрушило бы созданную Ингой идиллическую картину со свечами и Хампердинком. Они обсудили озоновую дыру, подпольно распространяемые на дискетах "Хроники заводной птицы" (которые Виктор понял больше как поваренную книгу), перспективы легализации в СССР симфоник-металла силами группы "Ария"… в общем, у Виктора стали складываться подозрения, что он выступает в качестве чего-то вроде интеллектуального развлечения, хотя и обоюдного.

— А что все-таки "Комаров" обнаружил? — спросил он, когда они перешли на чай с киевским тортом. Торт оказался по-старорежимному сладким, так что сахар в чай сыпать даже не стали.

— Знаешь, все сходятся на том, что распубликовали везде. Из песка торчит каменная пирамидка размером чуть больше чернильницы, поверхность твердая, сходен по составу с грунтом. Интересно, что "Комаров" нашел это на пути к "Соджёнеру", чтобы выяснить причину потери с ним связи в прошлом году.

— Это излучает? Дает какие-то сигналы?