Ответный удар
Шрифт:
– Леса, луга, поля… Перед Затмением не осталось таких деталей пейзажа! Город был, город на двух континентах в умеренной зоне, а экваториальный материк засадили травой, чтобы не сдохнуть с голода. Высокая такая трава, с большим содержанием протеинов, сырье для искусственной пищи.
– Откуда ты это знаешь, Клаус? – спросил Коркоран, потом махнул рукой и стал надевать башмаки. – Ну, тебе виднее…
Зибель только загадочно усмехнулся. Ему и правда было виднее. Как офицер Секретной службы ОКС и к тому же доктор психологии и лингвистики Исследовательского корпуса, он занимался проблемой
– Что тебе снилось, кроме города и гибнущих людей?
– Вера, – ответил он с улыбкой и посмотрел на фотографию. – Вера и мои девчушки. Солнечный день, лесная дорога и глайдер, в котором мы едем. Вера в чем-то сиреневом, под цвет глаз, Любочка и Надюша – в желтых платьицах, словно пара одуванчиков… Но это к делу не относится, Клаус. Это мое.
– Все здесь твое, и все относится к делу, – проворчал Зибель, тоже глядя на снимок. – Сны, что приходят от предков-фаата, – ценная информация, а личное… ну, то, что ты считаешь личным… это признак твоей стабильности. Психической стабильности, я хочу сказать. Любовь к жене и детям, к матери, чувство благодарности и дружбы… – Он поднял лицо к портрету Литвина. – У тебя нормальные сны и нормальные реакции, Пол. Гмм… человеческие, не такие, как у фаата.
Улыбка Коркорана слегка поблекла.
– Спасибо, Клаус, ты меня успокоил – выходит, я все-таки не монстр. Кстати, к тебе я тоже испытываю чувства благодарности и дружбы.
– Айт т'теси, – произнес Зибель на языке фаата. – Я рад.
Глава 2
Пол Ричард Коркоран
– Аа-а! Ааа-а!
– Тужься, милая, тужься… вот так… уже головка показалась…
– Ааа-аа!
– Кажется, обойдемся без кесарева, доктор Штрауб.
– Да, доктор Громов. Она худощава, но сложение крепкое. Все же офицер-десантник Космофлота… Сестра, еще салфеток! Сюда и сюда! Сюда, я сказал!
– Аааа!
– Сестра, что у вас руки трясутся? Не видели, как женщины рожают?
– Так – не видела, доктор Штрауб! Чтобы не в воду, не в комплексе КР, без инъекций сталумина, без обезболивания, без…
– Сестра, заткнитесь!
– Ну-ну, Штрауб… Моника права, так уже лет семьдесят не рожают. Если только в Китае или Индии…
– Громов, вы тоже заткнитесь. Вы что же, знаете, как повлияет на младенца сталумин или обезболивающее? На этого младенца? Вы что, подписку не давали? Забыли, чей это мальчик?
– Нормальный парень, по всем показателям внутриутробного исследования.
– Лет через двадцать увидим, нормальный он или нет, коллега.
– Аа-ааа! Аааа!
– Так, так… еще чуть-чуть… Великолепно! Выскочил, как пробка из бутылки шампанского!
– А-ахх…
– Сестра… Моника, вам говорю!.. Обработайте пуповину, послед на анализ! Громов, вколите ей успокоительного, пусть поспит. Жанна, обмойте ребенка и на весы!
– Н-не надо, доктор… н-не хочу спать… сыночка… дайте м-моего сыночка… а-ахх…
– Ты с ним еще наиграешься, красавица. Спи! Вот так… Жанна, вес!
– Четыре двести, доктор Штрауб. Чудный малыш! Смотрите, улыбается!
– Ну-ну, без сантиментов! Дайте-ка я на него взгляну… Вроде бы самый обычный ребенок… Как вы считаете, доктор Громов?
– Две руки, две ноги, пять пальцев, одна голова и… хмм… все остальное, что мальчику положено… Явно не урод. Я бы даже сказал, симпатичный. Глаза серые, мамины. По-моему, тут от фаата ничего.
– А вы их видели, этих фаата?
– Видел, доктор Штрауб. Трупы – на снимках, а живых – в трансляции с кораблей Тимохина. Глаза у них совсем другие, радужка серебристая и заполняет глазное яблоко, волосы темные и…
– Ну, о волосах тут рано говорить. Внешне все в порядке, но я бы взглянул на внутренние органы.
– Проведем интроспекцию?
– Да, не помешает. Жанна, несите его к установке. Еще один момент, коллеги… сестры и вы, доктор Громов… Напоминаю о подписке, которую дали мы четверо, и о том, что мы не просто медики, а служащие ОКС. Сегодня мы приняли роды у лейтенанта Абигайль Макнил. Отец ребенка – лейтенант Рихард Коркоран, ныне покойный. Это все, что нам надо знать.
– Солнышко мое, родной мой, маленький… – Чмок, чмок, чмок. – Проголодался…
– Поддерживай ему головку, Эби. У тебя хорошее молоко, высокой жирности. Он быстро наедается.
– Да, сестра Жанна. Он прелесть, верно?
– Конечно, девочка, конечно. Чудный малыш! Я знаю, что говорю. У меня трое… трое сыновей и две внучки от старшего.
– И где они?
– Средний служит на «Барракуде», младший – на «Орионе», а старший не пошел в Космофлот. Он художник. Был художником…
– Почему был, сестра Жанна?
– Он погиб, Эби. Недавно… Сам погиб, и его жена, и мои маленькие внучки… прими, Господь, их невинные души… Все погибли, Эби, когда над Льежем взорвался аппарат фаата..
– Не плачьте, сестра Жанна, ну пожайлуста, не плачьте… Смотрите, он вам улыбается… Мой сыночек…
– Павел, он идет к тебе… смотри, как хорошо идет… а теперь к Йо… Ты ведь узнал дядю Павла и тетю Йо, малыш? Узнал, да?
– Та. Тата Паша, тета Е. На вучки! Тета Е!
– Он хочет, чтобы я взяла его на руки?
– Да, Йо. Ты ему нравишься. Ты такая красивая!
– Он теплый… кожа такая нежная… и запах… он пахнет тем, что пьют… не подсказывай, Павел, я вспомню… да, молоко… Он пахнет молоком. Удивительно!