Ответный удар
Шрифт:
Довольно скоро они вошли в большой жилой дом. А в Лодзи уже начался самый настоящий переполох — где-то вдалеке раздавались взрывы и выстрелы. Город бурлил, слухи о происшествии в тюрьме разнеслись с головокружительной скоростью. Две женщины, вошедшие в дом вслед за Мойше и его спутниками, взволнованно обсуждали случившееся, пытаясь понять, кто же сбежал.
«Если бы они только знали», — невесело подумал Мойше.
Они поднялись по лестнице. Товарищ Гольдфарба, чьего имени Мойше так и не сообщили, постучал в дверь — один раз, два,
— Шпионские штучки, — пробормотал Мойше себе под нос. Парень без имени ткнул его локтем в бок, чтобы он немного отошел от открывшейся двери.
— Входите, входите. — Невысокий, тощий, лысый человек, который их встретил, ужасно походил на портного, только вот портные не ходят с автоматом в руках. Он оглядел своих гостей с головы до ног, а потом спросил: — Только трое? А где остальные?
— Только мы трое, — ответил Гольдфарб. — Несколько человек ушли на другие квартиры, кое-кому уже больше никогда не нужно будет прятаться. Мы, собственно, были к этому готовы. — От того, как спокойно он говорил о смерти, Мойше стало не по себе. Однако его кузен продолжал: — Мы не собираемся тут задерживаться. У тебя есть то, что нам нужно?
— Вы спрашиваете! — возмущенно фыркнув, маленький лысый человечек махнул рукой в сторону кучи одежды на диване. — Валяйте, переодевайтесь.
— Одежда — это еще не все, — сказал приятель Гольдфарба. — А как насчет остального?
— Об остальном я тоже позаботился, — лысый снова фыркнул, на сей раз сердито. — Иначе, какая от нас польза, верно?
— А кто, вообще, знает, какая от нас польза? — заявил безымянный боевик и, сбросив свой потрепанный шерстяной пиджак, принялся расстегивать рубашку.
У Мойше пиджака не было, поэтому он охотно скинул одежду, в которой просидел в камере с тех самых пор, как его схватили ящеры. То, что ему выдали, не очень подходило по размеру, но тут уж ничего не поделаешь, зато все чистое.
— Хорошо, что ящеры не придумали тюремной одежды для своих пленных; иначе, не представляю, как бы нам удалось вытащить тебя из-за решетки, — сказал Гольдфарб, тоже переодеваясь.
Он говорил на идише свободно, но использовал огромное количество необычных оборотов и фразеологизмов, которых, казалось, не замечал, точно переводил их с английского. Скорее всего, так оно и было.
— Ты останешься здесь, Шмуэль? — спросил хозяин квартиры.
Безымянный боевик, обретший, наконец, имя, кивнул. Маленький человечек тоже кивнул, а потом повернулся к Гольдфарбу и Мойше. Он вручил каждому из них прямоугольник из какого-то блестящего материала, размером с игральную карту. Мойше увидел свою фотографию и прочитал биографические данные, которые не имели никакого отношения к действительности.
— Не доставайте карточки, если только не возникнет серьезной необходимости, — сказал лысый. — Если повезет, вам удастся выбраться из города до того, как ящеры расставят кордоны.
— А если не повезет, можно будет больше ни о чем не беспокоиться, —
— Лучшее, на что мы способны, — пожав плечами, ответил лысый еврей. — Вот почему я не советую вам размахивать карточкой перед носом у ящеров, пока они вас не попросят. Впрочем, они, скорее всего, не станут смотреть на фотографии, просто засунут пропуск в свою машину и получат ответ — вам разрешено покинуть Лодзь в течение двух недель с целью сделать закупки для лавки. — Он грустно поцокал языком. — Пришлось хорошенько заплатить поляку, работающему на ящеров, а он берет самое дорогое.
— Золото?
— Хуже, — ответил хозяин квартиры. — Табак. Золото, по крайней мере, никуда не девается. А табак выкурил — и нет его!
— Табак, — печально проговорил Гольдфарб. — Я бы все отдал за одну затяжку. Не помню, когда курил в последний раз.
Русси спокойно относился к табаку. Он так и не начал курить, а учеба в медицинском институте убедила в том, что делать этого не стоит. Но зато теперь он понял, какую огромную цену подполье заплатило за его освобождение. У него потеплело на душе, в особенности, если учесть, что кое-кто из соплеменников считал Мойше предателем — ведь он участвовал в радиопередачах от имени ящеров.
— Я не знаю, как вас благодарить, — сказал он. — Я…
— Послушайте, — перебил его Шмуэль, — Вам нужно уходить, и как можно быстрее. Хотите нас отблагодарить, выступите по радио из Англии.
— Он прав, — сказал Дэвид Гольдфарб. — Идем, братишка. Если мы и дальше будем стоять тут и чесать языками, наши шансы дожить до пенсии заметно снизятся — впрочем, они у нас и так не особенно высоки, судя по тому, как складываются обстоятельства.
Они вышли из квартиры, а потом из дома. Шагая на север, прислушивались к разговорам прохожих на улицах.
— Все пленные разбежались…
— Тут замешаны немцы. Моя тетка видела человека в немецкой каске…
— Я слышал, что в городе перебили половину ящеров…
— Брат моей жены говорит…
— Завтра все будут утверждать, что ящеры сбросили на Лодзь атомную бомбу, — сухо заметил Гольдфарб.
— Вы слышали, что сказал тот человек? — вскричал какой-то прохожий, шедший им навстречу. — Они сбросили атомную бомбу, чтобы взорвать тюрьму!
Гольдфарб и Мойше переглянулись, покачали головами и весело расхохотались.
С того момента, как в тюрьме прогремел первый взрыв, прошло меньше часа, а на улицах, ведущих из гетто, уже стояли пропускные пункты — ящеры, их приспешники поляки и представители Охраны порядка не теряли времени зря. Многим хватало одного взгляда на них, чтобы остаться дома; другие выстраивались в очередь, стараясь продемонстрировать, что они имеют право свободно ходить по улицам Лодзи.
Мойше попытался встать в очередь к польским охранникам. Гольдфарб потащил его за собой, громко причитая: