Ответный удар
Шрифт:
— Ничего страшного, ребе Мойше. Говорят, тут все дело в практике.
Он явно повторял чьи-то слова, поскольку его собственная борода с проседью достигала середины груди.
Русси собрался кивнуть, но потом удивленно уставился на своего собеседника. Ему не приходило в голову, что придется повторить отвратительную процедуру. Конечно же, они правы — если он хочет оставаться неузнанным, нужно будет бриться каждый день. Мойше подумал, что это занятие только зря отнимает у человека время, но все равно вымыл и высушил бритву, а затем убрал ее в карман своего длинного темного пальто.
Паренек с пистолетом — тот, что вытащил их из бункера — сказал:
—
Мойше, скорее всего, не узнала бы собственная мать… но ведь она умерла, как и его дочь, от болезни желудка, осложненной голодом.
— Если я останусь в Варшаве, меня рано или поздно поймают, — сказал он.
— Разумеется, — ответил партизан. — Поэтому вы не останетесь в Варшаве.
Звучало вполне разумно. Но, тем не менее, Мойше стало не по себе. Он провел здесь всю свою жизнь. До прихода ящеров не сомневался, что и умрет тут.
— А куда я… куда мы поедем? — тихо спросил он.
— В Лодзь.
Имя города повисло в комнате, словно отзвук похоронного гула колоколов. Немцы особенно жестоко обошлись с евреями в гетто Лодзи, второго после Варшавы города Польши. Большая часть четверть миллионного еврейского населения отправилась в лагеря смерти, из которых никто не возвращался.
По-видимому, партизаны сумели прочитать его мысли, промелькнувшие на открытом, безбородом лице.
— Я понимаю ваши чувства, ребе Мойше, — сказал партизан, — но лучше места не придумаешь. Никому, даже ящерам, не придет в голову вас там искать, а если возникнет необходимость, мы сможем быстро доставить вас назад.
Мойше понимал, что его рассуждения разумны, но, взглянув на Ривку, увидел в ее глазах тот же ужас, что испытывал и сам. Евреи Лодзи ушли в темную долину смерти. Жить в городе, на который опустилась черная тень…
— Кое-кому из нас удалось выжить в Лодзи, — сказал боец сопротивления. — Иначе мы ни за что не отправили бы вас туда, уж можете не сомневаться.
— Ну, что же, пусть будет так, — вздохнув, проговорил Русси.
Паренек с пистолетом вывез их из Варшавы на телеге, запряженной лошадью. Русси сидел рядом с ним, чувствуя себя ужасно уязвимым — ведь он находился на самом виду. Ривка и Ревен устроились вместе с несколькими женщинами и детьми среди какого-то тряпья, кусков металлолома и картона — имущества старьевщика. При выезде из города, прямо на шоссе, ящеры установили контрольно-пропускной пункт. Один из самцов держал в руках фотографию Русси с бородой. Сердце бешено стучало в груди Мойше, но, бросив на него мимолетный взгляд, ящер повернулся к своему товарищу.
— Еще одна дурацкая компания Больших Уродов, — сказал он на своем языке и махнул рукой, чтобы они проезжали.
Через несколько километров возница остановился у обочины дороги. Женщины и дети, среди которых прятались Ривка и Ре-вен, сошли и отправились назад в Варшаву пешком. Телега покатила в Лодзь.
Лю Хань недоверчиво смотрела на очередной набор банок, принесенных маленьким чешуйчатым дьяволом в ее камеру. Интересно, что она сможет съесть сегодня. Скорее всего, соленый суп с макаронами и кусочками цыпленка, а еще консервированные фрукты в сиропе. Она знала, что не дотронется до тушеного мяса в густом соусе — ее уже дважды от него рвало.
Лю Хань вздохнула. Беременность — тяжелое состояние в любом случае. А уж оказаться здесь, в самолете, который никогда не садится на землю, совсем невыносимо. Она не только проводила все время в маленькой металлической комнате в полном одиночестве (если не
Она ела, как могла, и жалела, что не в силах вернуться в родную деревню, или хотя бы в лагерь, откуда ее забрали чешуйчатые дьяволы. Там она находилась бы среди своих, а не сидела бы в клетке, точно певчая птица, пойманная для забавы тюремщиков. Лю Хань пообещала себе, что если ей когда-нибудь доведется отсюда выбраться, она освободит всех птиц до единой.
Однако она понимала, что чешуйчатые дьяволы вряд ли оставят ее в покое. Лю Хань покачала головой — нет, никогда. Прямые черные волосы упали на лицо, обнаженные плечи и грудь — инопланетяне не нуждались в одежде и отняли у своих пленников все, что у них имелось; впрочем, в комнате и без того было слишком жарко. Когда маленькие дьяволы доставили Лю Хань сюда, волосы у нее были совсем короткими, теперь же прикрывали всю спину.
Она икнула и приготовилась броситься к раковине, но то, что она съела, решило остаться в желудке. Лю Хань не знала наверняка, когда должен родиться ребенок. Чешуйчатые дьяволы никогда не выключали свет, и довольно быстро она перестала различать день и ночь. Но теперь ее тошнило гораздо реже, чем в начале, хотя живот расти еще не начал. Скорее всего, она на четвертом месяце.
Часть пола вместо того, чтобы быть металлической, как и все остальное, представляло собой приподнятую платформу, покрытую гладким серым материалом, больше всего похожим на кожу — только без характерною запаха. Обнаженное, покрытое потом тело Лю Хань липло к ней, когда она ложилась, но другого места для отдыха в комнате не было. Она закрыла глаза и попыталась уснуть. В последнее время Лю Хань много спала — из-за беременности и безделья.
Лю Хань дремала, когда открылась дверь в ее камеру. Она чуть приподняла тяжелые веки, уверенная в том, что явился один из дьяволов, который забирал банки после каждой еды. Она не ошиблась, однако, вслед за ним ввалилось еще несколько незваных гостей — причем тела нескольких украшали такие замысловатые рисунки, каких Лю Хань видеть еще не приходилось.
К ее великому изумлению один из них заговорил по-китайски — в некотором роде. Показав на нее рукой, он заявил:
— Пойдешь с нами.
Лю Хань быстро вскочила на ноги.
— Будет исполнено, недосягаемый господин, — произнесла она фразу на их языке, которую ей удалось запомнить.
Чешуйчатые дьяволы окружили ее, но не приближались больше, чем на расстояние вытянутой руки. Невысокая Лю Хань — чуть больше пяти футов — возвышалась над дьяволами, которые явно нервничали в ее присутствии. А она рассматривала любую возможность покинуть тесную камеру, как подарок. Вдруг они отведут ее к Бобби Фьоре?
Нет, повернули в противоположную от его камеры сторону. Лю Хань пыталась понять, что понадобилось от нее чешуйчатым дьяволам. Ее охватило беспокойство, потом надежда… и снова беспокойство. Ведь они могут сделать с ней все, что угодно. Отпустить на свободу. Забрать у Бобби Фьоре и отдать какому-нибудь другому мужчине, который станет ее бить и насиловать. Она здесь всего лишь пленница, и потому бессильна.
Ящеры не сделали ни того, ни другого. Они спустились по необычной кривой лестнице на другую палубу, и Лю Хань вдруг почувствовала, что стала меньше весить. Ее желудку это совсем не понравилось, но зато она перестала бояться. Она знала, что чешуйчатые дьяволы приводили сюда и Бобби Фьоре. И с ним не случилось ничего страшного.