Ответный удар
Шрифт:
— Не сомневаюсь… если нам удастся выстоять, — ответила Людмила.
— Вот именно, — так же сдержанно согласился с ней Шолуденко. — Я уверен, что, в конце концов, мы бы победили гитлеровцев. Ящеры — совсем другое дело. Ученые, занимающиеся законами коммунистической диалектики, все еще не могут решить, к какому классу их отнести. Товарищ Сталин не высказал своего мнения по данному вопросу — пока. Но мы сейчас говорим о другом — вы могли бы задать свой вопрос, даже если бы ящеры не прилетели на Землю, верно?
— Да, —
— Если мы расстанемся с надеждой на то, что наши потомки будут жить при коммунизме, — сказал Шолуденко, — это будет означать, что силы реакции оказались сильнее сил прогресса и революции. Все, что мы делаем, чтобы избежать такого исхода, оправданно. А то, что кое-кому приходится страдать — что же, тут ничего не поделаешь.
Все, чему Людмилу учили в школе, говорило за то, что логика его рассуждений абсолютно верна, даже несмотря на то, что она противоречит здравому смыслу.
Людмила знала, что пора остановиться; Шолуденко продемонстрировал гораздо больше терпимости, чем она могла от него ждать. Однако она спросила:
— А что если, стараясь сделать так, чтобы чаша весов перевесила в нашу сторону, мы поведем себя настолько грубо, что она просто перевернется?
— Риск, который мы должны принять во внимание, — ответил Шолуденко. — Вы член партии, товарищ пилот? Вы приводите серьезные доводы.
— Нет, — проговорила Людмила. Понимая, что итак зашла уже слишком далеко, она осмелилась сделать еще один шаг. — А вы, товарищ… вы из Комиссариата внутренних дел?
— Да, вполне возможно, что я из НКВД, — спокойно сказал Шолуденко. — Я могу быть кем угодно, в том числе и офицером Службы безопасности. — Шолуденко внимательно посмотрел на Людмилу и заявил: — Нужно быть очень храбрым человеком, чтобы задать такой вопрос.
Он сказал даже больше, чем намеревался, и Людмила ответила, осторожно подбирая слова:
— Все, что произошло за последние полтора года, заставляет задуматься над тем, что истинно, а что — нет.
— Не буду с вами спорить, — согласился Шолуденко. — Но давайте вернемся к вопросам, более важным, чем моя скромная персона — диалектика заставляет меня верить в то, что наше дело, в конце концов, победит. Мы разобьем даже ящеров.
Вера в будущее заставила советский народ сражаться даже в самые страшные и черные дни, когда в конце 1941 года казалось, что вот-вот падет Москва. Но в войне против ящеров…
— Тут нам одна только диалектика не поможет, — сказала Людмила. — Нужно оружие, самолеты, танки, ракеты, причем самые современные.
— И снова я с вами согласен, — проговорил Шолуденко. — Но еще нам нужны люди, которые будут работать и сражаться за советское государство, а не на стороне империалистических захватчиков — не важно, откуда они явились, из Германии или из глубин космоса. Диалектика предсказывает, что рано или поздно
Не отвечая ему, Людмила остановилась на берегу небольшого пруда на краю поля, по которому они с Шолуденко шли. Она набрала воды в сложенные ладони и вымыла лицо. Затем сорвала пучок сухой травы и безрезультатно попыталась соскрести грязь со своего кожаного комбинезона. Довольно быстро она поняла, что скоро грязь засохнет и просто отвалиться, а сейчас сделать все равно ничего нельзя. Пехотинцам приходилось мириться и с худшим.
Она выпрямилась и показала на рюкзак Шолуденко:
— А для тех, кто решил проигнорировать учение диалектики…
— Да, товарищ пилот. Для борьбы с ними существуют люди вроде меня. — Шолуденко широко улыбнулся. Оказалось, что у него маленькие, ровные зубы, которые почему-то напомнили Людмиле волчьи клыки.
Глава IX
Остолоп Дэниелс скорчился в яме на окраине Рэндольфа, городка в штате Иллинойс, посылая всем святым молитвы о том, чтобы ящеры прекратили бомбежку прежде, чем его размажет по живописным окрестностям.
Прижимаясь к земле, Остолоп чувствовал себя голым и беззащитным. Когда он воевал во Франции в Первую мировую войну, ему всегда удавалось вовремя нырнуть в глубокий окоп, когда по его душу прилетали немецкие снаряды. Конечно, смерть могла забраться туда и вслед за ним, но, как правило, он чувствовал себя в относительной безопасности.
Здесь ни настоящих окопов, ни траншей не было. Эта война, в отличие от той, развивалась с такой скоростью, что люди просто не успевали строить защитные сооружения.
— Зато куча вот таких ям, — проворчал он.
Местный пейзаж напоминал картинки с изображением лунных кратеров. Ящеры захватили Рэндольф прошлым летом, во время наступления на Чикаго. Армия Паттона отбила городок, взяв его в клещи, и сумела войти в Блумингтон, расположенный в шести или восьми милях к северу. Ящеры снова пошли в атаку. Если Рэндольф падет, они смогут вернуть себе и Блумингтон.
Еще один снаряд врезался в землю настолько близко, что Дэниелса подбросило в воздух, а потом швырнуло назад, словно от удара кулачного бойца. Сверху его присыпало комьями грязи. Едва переводя дух, он проворчал:
— Прямо сражение между Вашингтоном и Ричмондом, нас также швыряет то туда, то сюда.
Оба его деда сражались на Гражданской войне на стороне южан, и в детстве он наслушался рассказов о боевых действиях двух армий. С годами истории становились красочнее и обрастали все новыми и новыми подробностями. Однако какими бы поразительными не казались ему их воспоминания, война во Франции и необходимость иметь дело с инопланетянами убеждали Дэниелса в том, что испытания, выпавшие на долю солдат тогда, не идут ни в какое сравнение с тем, что происходит в настоящее время.