Отыгрывать эльфа не просто. Дилогия
Шрифт:
Но давайте пока отвлечемся от кошмаров молодого человека, у нас есть еще несколько секунд, перед тем как он вскочит, обливаясь холодным потом и обводя окружающих бешеными, испуганными, как у загнанной лани, глазами. Давайте потратим их с большей пользой и окинем взором оставшихся любителей поспать при полной луне.
Вот с абсолютно серьезным лицом лежит старшина — Валерий Сергеевич. Или, как его часто называют, Сергеич, крестная мама и папа нашего отряда. Если бы не его организаторские способности и умение «надыбать» нужные вещи из воздуха, то, боюсь, хумансы бы окончательно завшивели и оголодали. Седой сорокалетний мужчина с волевым лицом, покрытым мелкими
А вот нам не повезло… хрипя и глотая судорожно сведенным горлом прохладный ночной воздух, с лежанки резко вскочил капитан…
— Что такое, Андрей?
Абсолютно бешеные, не узнающие никого глаза пытаются на мне сфокусироваться, из горла рвутся пока еще не контролируемые фразы, являющиеся продолжением кошмара:
— Товарищ нарком, колхозные поля под Рязанью он жечь не мог и комсомолок из Петрозаводска не воровал…
— Тихо, Андрей, успокойся… это сон… это всего лишь страшный сон… обычный человеческий сон…
— Что? Где я? А… Фу…х! Ну и приснится же такое…
Несколько минут блаженной тишины, пока капитан пытается прийти в себя и сдержать дрожь уже уходящего страха. Несколько минут тишины, залитой лунным светом. Тихий шелест листвы и хриплое, загнанное дыхание хуманса рядом…
— Андрей, как у вас зовется эта небесная странница, так щедро льющая свой ласковый серебристый свет?
— Что?.. А!.. Ну… это луна.
— Луна… Спи, капитан, спи… теперь ты уснешь без сновидений, и пусть тебя разбудит первый радостный лучик веселого летнего солнца… а я еще погрущу… Спи…
Спи…
Qu’ellar Ril’lintarkyorl dos…
D’ja…[2]
ГЛАВА 27
Чунга-Чанга, весело живем!
Чунга-Чанга, песенку поем!
Один старый мультик
12.07.1941
Рядовой Клаус Майне
…эти восточные бесконечные леса и болота — шайсе!
Сумасшедшие местные жители, не понимающие ни слова на нормальном немецком языке. Эта мошкара размером с мизинец, звереющая от присутствия нормального немецкого солдата. Компас, стрелка которого крутится, как безумная. Герр лейтенант утверждает, что это потому, что в болоте много железной руды. Сам он до войны жил в Руре и поэтому, думаю, знает, о чем говорит. Одно радует — собаки довольно плотно держат след и ведут себя все уверенней. Скоро мы нагоним этих диверсантов и отомстим им за гибель немецких солдат!
Отодвинув стволом винтовки мешающую еловую лапу, Клаус заметил какую-то вспышку, мелькнувшую в закатных лучах справа от края растянувшегося цепью отряда…
Тихий ветерок, потянувшийся от болота, ласково перебирал черное как смоль оперение стрелы, вонзившейся в правый глаз рядового, овевал грани наконечника, теперь нагло проклюнувшегося из коротко стриженного немецкого затылка, чуть приподняв при этом каску и залихватски надвинув ее на уже бессмысленные глаза, в которых отражался — впрочем, кому какая разница…
— Клаус! Рядовой Майне! Где ты!
Встревоженные голоса, далеко разносящиеся над болотистой белорусской землей, переполошили любопытную белку, уже два часа пытающуюся своим куцым умишком дотумкать, зачем этим людям
Ефрейтор Вальтер Кляйн уже в который раз с надеждой обратил взор на свою собаку Лайзу, все так же трусливо жмущуюся к его ногам. Эта странная и загадочная страна Россия. Немецкому мозгу страшно даже представить существование столь дикой местности, буквально целиком состоящей из гигантских деревьев, непроходимого, дикого, как монголы, подлеска и странной, пружинящей под ногами почвы, покрытой слоем густого влажного мха.
Вдруг собака встрепенулась и с тревогой зарычала на высокие деревья, величественно чернеющие на фоне молодой поросли. Некоторые из этих гигантов были давно уже мертвы и тянули к небу голые, безжизненные ветви. Некоторые, наоборот, являлись домом для огромного количества птиц, сейчас потревоженных близким присутствием человека и беспокойно перепархивающих с ветки на ветку.
Лейтенант сразу вошел в суть дела и быстро уточнил:
— Вальтер, что, по твоему мнению, могла учуять Лайза? Может, это наконец-то проклятые русские партизаны?
— Нет, герр лейтенант, судя по реакции собаки, это, наверное, какое-то животное, но стопроцентно гарантировать я не могу.
Чтобы ни на минуту не прерывать погоню, лейтенант направил первое отделение вместе со вторым кинологом по следу неуловимых русских. Хотя, по мнению самого Кляйна, толку от собак в такой влажной местности, в сущности, никакого. Запах партизан, даже если бы он был, все равно рассеивался из-за влаги раньше, чем собаки успевали взять след. Благо война в Польше позволила Вальтеру и его напарнику Гюнтеру научиться неплохо разбираться в следах, с учетом того, что русские оставляли за собой довольно четко видимый след из примятого мха, сломанных веточек на кустах и отметин от рук и обуви на краях бочажков, в которые явно проваливались русские свиньи. Так что метод преследования заключался в простом прочесывании местности на предмет оставленных следов и потом — следование им, пока не пропадут, и все то же изнурительное прочесывание местности.
Лейтенант вместе с Вальтером и вторым отделением аккуратно выдвинулись в сторону подозрительной группы деревьев. Не пройдя и пары шагов, они были остановлены резко взлетевшими птицами, буквально взорвавшимися возмущенными криками. Птицы явно чего-то испугались, испугались намного серьезнее, чем обычно пугаются какой-то группы незнакомых людей. Почти подойдя к зарослям молодых елочек, любовно укутывающих подножия лесных великанов этаким колючим зеленым пледом, Лайза резко рванула вперед, зашлась в истерическом лае. Последовали за собакой, зашли в глубь группы деревьев буквально на десять метров, тут отряду пришлось остановиться. Обычно молчаливая овчарка бросалась на дерево с густой кроной, пыталась вскарабкаться по стволу и, соскальзывая, громко лаяла на что-то находящееся в кроне.
Попытки определить с земли, что же скрывается в густой листве, не увенчались успехом, и лейтенант, буркнув, что сумасшедшая собака явно лает на белку или еще на какого-нибудь варварского русского зверя, приказал продолжить преследование и догнать первое отделение.
Не успев проговорить последних слов и развернуться в обратную сторону, лейтенант застыл как вкопанный и тихо, почти шепотом, приказал остановиться и приготовиться к бою. Медленно и по возможности неслышно передернув затвор МП 38, он прошептал: