Отзвуки эха
Шрифт:
– Можешь ли ты сесть? – презрительно повторила она. – Да какая, к черту, разница, что ты будешь делать?
Стараясь двигаться очень медленно, чтобы резкие движения не показались ей подозрительными, я сел рядом с Энн и взял ее за руку.
– Вы неплохо смотритесь, – заявила Элизабет, – прекрасная картинка. – Она неожиданно всхлипнула.
– Элизабет, положи пистолет.
– Заткнись! – По ее щеке скатилась одинокая слезинка, но она, казалось, этого не заметила. – Ничего не хочу слышать.
– Элизабет, что с тобой? – Энн искренне недоумевала.
– Наша Элизабет и есть... – начал я.
– Прекратите
– Лиз, ты же разбудишь... – В это мгновение я стиснул руку Энн, и она не успела произнести вслух имя нашего сына.
Но Элизабет оказалась догадливой.
– Ричарда? – спросила она, и ее глаза заблестели. – Вашего ребенка?
Энн судорожно вдохнула, но ничего не сказала, с ужасом следя за пляшущим в руке Элизабет пистолетом.
– Расскажи нам все, Лиз, – быстро проговорил я, – если мы сможем помочь, то непременно...
– Помочь? – Ее смех был больше похож на рыдания. – Вы собираетесь мне помочь? Вы сможете вернуть моего ребенка?
– Разумеется, нет, – сказал я, – но мы обязательно поможем тебе с полицией.
Элизабет еще больше побледнела и выпрямилась на стуле.
– Вы никогда не увидите полицию, – доверительно сообщила она. – Вы вообще никого и никогда больше не увидите. Ты, Том, – мерзкий, надоедливый сукин сын. Будь ты проклят! Я слышала, что ты тут вытворял с Сентасами. Я стояла на крыльце и все слышала.
– Лиз, – подала голос Энн, но на нее никто не обратил внимания.
– Вы, наверное, хотите знать, как я убила ее, – нахмурилась Элизабет. – Что ж, я расскажу вам, как я убила эту суку. Ей было на все и на всех наплевать. Кроме мужчин. На них у нее круглый год был открыт сезон охоты. На любых. Она украла мужа даже у собственной сестры. Но этого ей показалось мало. Ей нужен был еще чей-нибудь муж. Причем она не брезговала никем. Она могла любого уложить в свою грязную постель.
– Лиз, – попробовал вмешаться я, но она продолжала свой монолог.
– Я узнала, – кивнула она, – я все узнала. Все считают меня дурой.
Бедняжка Лиз! Бедная старушка Лиз... Я попробовал подняться.
– Сидеть! – заорала она, и я быстро плюхнулся на место. Судя по всему, у нее совсем помутился рассудок. – Я все узнала, – повторила она со зловещей улыбкой. – Фрэнк считал, что я ничего не знаю, но он ошибался. Зато он позволил мне иметь ребенка. Вы об этом не знали? А у нас была такая сделка. Мне пришлось заключить с ним сделку. – Внезапно она прижала не занятую пистолетом руку к лицу. – Разве кто-то поверит, что мне пришлось пойти на такую сделку с собственным мужем, чтобы он позволил мне иметь ребенка?
– Лиз, не надо, – пробормотал я. Слушать ее прерываемый сдерживаемыми рыданиями рассказ обо всех ужасах, с которыми ей приходилось жить каждый день, было просто невыносимо.
– Нет уж, – воскликнула она, – вы все выслушаете! Каждую отвратительную деталь моей истории.
Она вновь подняла пистолет, а я придвинулся поближе к Энн, готовый, в случае необходимости, закрыть ее своим телом.
Но Элизабет немного расслабилась и откинулась на стуле:
– Фрэнк куда-то ушел той ночью. Не знаю куда. Да и какая разница? Может быть, нашел себе новую дешевку... – Она на несколько секунд умолкла, чтобы перевести дух. Мне показалось, что к этому моменту у нее не
Милая, спокойная, застенчивая Элизабет!
– Он пробыл у нее не долго, – продолжила она, – им не требовалось много времени. Поэтому мне не пришлось долго ждать его ухода. В доме было темно. Дверь была открыта. И я вошла. В гостиной ее не было. Но я точно знала, где ее искать. Она могла быть только в одном месте – в постели. И я... я... – По-моему, она испытала чувство близкое к восторгу, вновь переживая события той ночи. – Я взяла вон ту кочергу и вошла в спальню.
В комнате было очень тихо. Слышалось только хриплое дыхание Элизабет Вонмейкер, которая хотела от жизни совсем немногого – иметь ребенка и быть любимой.
– Эта сука была одета, – продолжала она хриплым от бешенства голосом, – на ней было то самое черное платье, о котором ты меня спрашивал, помнишь? С ацтекскими символами. Она даже не сняла его. Ей было достаточно просто задрать платье и... – Элизабет снова прижала руку к лицу и зарыдала. – Видит бог, я убила ее. И убила бы снова, снова, снова... еще сто раз, тысячу раз! – По ее подбородку потекла слюна, но Элизабет не обратила на это внимания. Она перевела дыхание и заговорила опять: – Я убила ее, ударила по голове, когда она лежала в постели. Она попыталась встать, но я снова ударила ее. Она свалилась на пол и поползла в гостиную. А я шла за ней и била, била, била ее, пока она не перестала дышать. – Закончив рассказ, она перевела дыхание и взглянула на нас.
– Итак, – поинтересовалась она, – разве ты не удивлена, моя милая подружка Энн, узнав, что твоя маленькая Лиз может делать с суками? И с мужьями, которые спят с суками?
Энн тяжело вздохнула и закрыла глаза. Я решил взять инициативу в свои руки.
– Элизабет, – начал я, – позволь нам тебе помочь. Ты не совсем здорова. Никто не накажет тебя за поступки, совершенные в таком состоянии.
– Не совсем здорова! – расхохоталась она. – Какой ты милый, Том! И как это великодушно с твоей стороны. – Она подалась вперед и совершенно спокойным, ледяным голосом процедила сквозь зубы: – Неужели ты не понимаешь, что мне теперь все совершенно безразлично? Я потеряла ребенка. Моего ребенка! И больше не смогу иметь детей. Я потеряла мужа и не хочу другого. Я убила женщину – суку, ведьму – и попыталась убить мужчину. И после всего этого ты думаешь, что я беспокоюсь о своей судьбе? Ты считаешь, что мне еще можно причинить боль?
– Теперь ты хочешь сделать нам больно, Лиз?
– Да! – завопила она. – Я хочу причинить боль... Я хочу, чтобы другие люди тоже знали, что такое страдание!
– Лиз, если ты сейчас положишь пистолет, с тобой ничего не случится, обещаю.
– Ничего не случится? – Она вновь истерически расхохоталась. – Боже, как ты забавен.
– Мама!
Только услышав голос сына, я понял, что такое настоящий страх. Он, казалось, проник в кровь через поры, разбежался по жилам и стальным обручем стиснул сердце. Он парализовал меня, и несколько секунд я не мог ни шевелиться, ни говорить. Элизабет медленно повернула голову в сторону комнаты Ричарда и внезапно вскочила на ноги.