Овцы

Магинн Саймон

— Пожалуйста?

Адель села, недовольная тем, что приходится терять время.

— Доктор Каванах...

— Если хотите, вы можете называть меня Шейлой.

— Да, хорошо, Шейла. Мне кажется, вы не понимаете. Скоро случится что-то страшное, и я должна это остановить.

Приближающаяся катастрофа, распространенный страх перед неминуемым несчастьем. Порой это было что-то вроде ретроспективного осознания плачевных разрушений, которые принесла болезнь в жизнь пациента. Еще это могло указывать на страх перед возвращением в повседневную рутину, после того как исчезла радужная защита болезни. В любом случае это можно счесть положительным

признаком.

— А что должно случиться?

— Но я же сказала! Послушайте, я понимаю, что вам сложно в это поверить, но мой сын находится в опасности, он может кого-нибудь убить. Я могу остановить его.

Опасный ребенок. Взбунтовавшаяся, поврежденная часть сознания пациента часто воспринималась оставшейся частью как нечто внешнее, как другой человек. В конечном счете ребенок является частью тебя больше, чем кто-либо иной.

— Что он собирается делать?

— Я точно не могу сказать, но думаю, что следующая часть его эксперимента заключается в том, чтобы самостоятельно убить человека и посмотреть, воскреснет ли он. Он думает, что это возможно, он верит в это. Я вам рассказывала.

— В нашей последней беседе вы упомянули о том, что он что-то прочитал и так у него появилась эта вера. Вы не расскажете об этом еще раз?

Адель вздохнула.

— До нас в доме жила женщина. Она что-то написала на стене, я прочитала только часть. Там говорилось о том, как ее муж убивал людей. Я думаю, что Сэм прочитал все. Я думаю, что он повторяет то, что делал ее муж. Он совершал убийства как ритуал, это было что-то вроде жертвоприношения.

Женщина, запертая в комнате, пишет на стене о подлости мира и своего мужа. Почти идеальный образ психического заболевания, подумала доктор Каванах. «Мене, Мене, Текел, Упарсин». Самое важное здесь было: взвешен на весах и найден очень легким. Так рука Бога написала на стене на пиру Валтасара. Очень легким. Она знала, что в основе психического расстройства, как правило, лежит низкая самооценка. У шизофреников она достигает катастрофических пропорций: голоса обвиняли — шпион, извращенец, убийца.

— Значит, муж этой женщины был убийцей и Сэм пошел по его стопам? Так?

— Не надо так со мной разговаривать! Я правду вам говорю, черт возьми!

Правду. Правду, которую никто другой не мог понять, но для шизофреника она была неотвратимо очевидна.

— Ладно, извините. И как вы собираетесь его остановить?

— Ну а вы как думаете? Вызову эту чертову полицию.

— И что скажете?

Адель в первый раз задумалась. Шейла Каванах внимательно наблюдала за ней: трещина в защите.

— Я покажу им картины.

Шейла расслабилась. Нет, здесь нет просвета. У шизофреников всегда полно самоочевидных утверждений.

— Это же очевидно! Особенно последняя — она ужасна. Он уже не сможет остановиться на овцах, я в этом уверена. Пожалуйста, пожалуйста, мне нужно домой.

— Адель, я кое о чем хочу вас спросить. Зачем Сэму все это делать? Зачем?

— Разве это не очевидно?

— Для меня нет.

— Боже, но ведь вы же считаете себя экспертом! Он же псих!

Вот оно, слово, которое очень редко произносится вслух в психиатрических лечебницах: короткое, красноречивое, болезненное слово. Если Адель считает своего ребенка сумасшедшим, то скоро она сможет спроецировать это представление и на чужого ребенка, на чьего-то мужа, на себя саму. И если она начнет понимать,

что на самом деле это она... ну да, «псих», прямо из учебника психиатрии... это будет означать начало полного выздоровления. Конечно, осознание этого факта может оказаться мучительным, чувство унижения и бремя стыда за то, что она сделала и во что верила, пока была больна, могут оказаться тяжелее, чем физическая боль, но выздоровление никогда не бывает легким, особенно у шизофреников. Адель придется всю оставшуюся жизнь носить в душе воспоминания о своем безумии, о своих воплях, драках, о своем недостойном, неконтролируемом поведении и чудовищных обвинениях. Но это та цена, которую ей придется заплатить за душевное здоровье. Адель заболела очень неожиданно и очень сильно: как ни парадоксально, это означало, что ее шансы на выздоровление были выше среднего. Это медленно нарастающая, медленно вызревающая шизофрения, которую почему-то называют не-осложненной, трудноизлечима, непробиваема. Адель просто нырнула, резко и глубоко, и вполне возможно, что уже сейчас она возвращается на поверхность.

— Расскажите мне о вашей новой картине.

— Зачем? Вы разрешите мне уйти, если я это сделаю?

— Пожалуйста. Мне интересно. Я знаю, что вы готовитесь к выставке. Это, наверное, так интересно.

— Вы думаете, что я могу показать на выставке эти... эти чертовы вещи! Они тошнотворны. Раз уж вы спросили, на последней картине изображен Сэм, стаскивающий овцу с утеса. Овца истекает кровью, остальные овцы взбесились. О Господи. Еще кто-то появился, пока не могу понять, кто это, но он в страшной опасности. О!

— Все это не происходит самом деле? Или скоро произойдет?

— Происходит на самом деле, да, да. Я же сказала вам.

— Я понимаю, что это тяжело, Адель. Пожалуйста, потерпите еще немного. Откуда вы знаете, что все это действительно происходит? Вас же там нет, правда?

— Я не знаю, откуда я знаю, — сказала Адель.

Доктор Каванах заметила, что она изменила позу на более задумчивую.

— Адель? Что происходит?

— Подождите-ка...

— Адель?

Доктор Каванах знала, что иногда галлюцинации можно предотвратить, если отвлечь внимание пациента от внутренних переживаний, вытащить его в реальный мир.

— Адель? Какая девичья фамилия у вашей матери?

— Шелдон. Ш-ш-ш...

— Когда вы родились?

— Родилась?

— Какая ваша самая любимая еда? Скажите мне.

— Трава, стекло, бутон, мутон, дочь свою ты утопила, море стало ей могилой...

— Я вас не понимаю...

— Камнем в бездну упадут, черти мясо их сожрут, скажешь вслух их имена, все поднимутся со дна.

Шейла встала, опустилась на коленях возле Адель и попыталась встретиться с ней взглядом. Иногда такой контакт может вернуть пациента к реальности: большинство шизофреников избегало его изо всех сил.

— Посмотрите на меня.

— Я не вижу вас, я не могу дышать, ой, ой.

— Я здесь.

— Ой-ой-ой-ой...

Адель задыхалась. Шейла крепко сжала ее руку, покрутила головой, пытаясь привлечь к себе ее внимание. Адель слегка расслабилась, Шейла почувствовала, как она отвечает на рукопожатие, хватается за нее. Адель старалась выбраться обратно.

— Теперь вы видите меня?

— Да.

— Постарайтесь расслабиться. Дышите глубже.

— Да.

— Я сейчас отпущу вашу руку.