Оверсайз. Приятки с моллионером
Шрифт:
– Фира,- раздался вдруг в пустоте комнаты тихий женский голос. Черт, я наверное схожу с ума.- Фира, это ты? Мне нужна помощь. Фира.
– Нет, я не Фира,- проблеяла я, чувствуя себя полной чекалды.- Вы призрак?
– Нет, я Ангел,- прошептал все тот же голос. Я поднялась на ноги, видимо слишком резко. Комната покачнулась, и я свалилась на половик, радуясь, что сейчас провалюсь в беспамятство.
– Ох. Грехи мои тяжкие,- причитала надо мной Фира, возя по моему лицу ледяной тряпкой. – И что за наказание?
– Где ты была? – прошелестела я, открыв
– Бабку твою навещала. Вот жеж зараза. Кома, кома. А как я ей на ушко шепнула, что моноколесо лучше, чем самокат, так сразу она зенки свои бесстыжие открыла. Притвора мексиканская, бабка твоя. А ты, я смотрю, к дохтуру бегала?
– Фир, Фира, в доме Ангел живет,- шепнула горячечно. Тетушка посмотрела на меня пристально, но тут же хмыкнула, снова в ехидну превращаясь.
– Ага, а еще упыри с вурдалаками, — хихикнула эта ведьма.- Так что там с дохтуром?
– Послезавтра я избавлюсь от проблемы. И уеду. Ты ведь приглядишь за Ба? – грудь снова кольнуло болью, слезы сами потекли по щекам.
– Пригляжу, говоришь? А ты не думала, что она тебя любит, что ей ты нужна, а не сестрица чокнутая? Слушай, я устала приглядывать за вами. Старая я уже. Вон, ноги болят, приходится кататься не на велике, а на электрической приблуде. Девочка, чужие тайны меня гнетут. Ангел, что с тобой говорил... Знаешь, это все же не моя тайна.
Герман
– Ты придурок? – бесновалась Ба, которая пришла в себя после посещения кикиморы, как – то очень быстро. – Неужели ты думал, что я бы позволила...? Извращенцы поганые. Я вот встану и поотрываю вам...
– Так значит мы не родные? – опасаясь за свою мужскую гордость, спросил я глупо. Господи, спасибо тебе. Мне казалось, что я сейчас рехнусь от бесконечного счастья, безграничного, непогрешимого.
– Ну, если только по форме и строению мозга,- рявкнула старушка.- Нет, вы не родные по крови. Тебя родила какая – то баба Володьки, папаши твоего родного. Его Вовиком звали, хороший был мальчик, пока не стал тем, кем стали они. Со школы дружили. Ангелинку он у сына моего увел, воспользовался даром своим и свел девку. С ума сошел. А потом наигрался. Сноха моя приняла тебя, воспитывала, она добрая очень, бог ее простит. Когда Вовку то шлепнули, она сразу поняла, чьих рук это дело. Ну, а дальше ты знаешь. Странная она, поступки логики не имеют. Все на импульсе, на эмоциях. Потом родилась Грунечка, все вроде устаканилось, я так думала, жизнь налаживаться стала...
Голос Ба лился ровно, но в глазах ее я впервые заметил слезы. Несгибаемая Ба оказывается была обычным человеком.
– Грушка с отцом очень близка была. Как ниточка за иголкой. Он в ней души не чаял. И в тот день они одни дома остались. Я к сестре уехала в деревню, а Гелька пошла к подруге, вроде. Позвонили мне уже вечером. Сына застрелили прямо на диване. Грушка тогда говорить вообще перестала. Ее достали из-под дивана соседи, всю вымазанную в отцовой крови.
– Почему вы раньше это все не рассказали?
– А вы не спрашивали, кто ж знал, что Арнольд такой идиот? Сказочник Оле Лукойе, блин, - вредно буркнула кудлатая мафиоза.- Я вообще против вашего союза была изначально. В этой истории все дружки оказались гнилыми, уж прости. И ты мне не нравишься, учти. Я с тебя глаз не спущу. Обидишь внучу – лицо тебе обглодаю. Но видимо карма у вас такая дурная. И чего пялишься?- спохватилась Ба.- Девка собралась сделать то, о чем всю жизнь мпотом жалеть будет. Она ведь от ребеночка вашего хочет избавиться. Черт, хорошо, что эта проныра старая меня из себя вывела колесом своим поганым, а то бы лежала овощем до сих пор. Вот скажи мне, зятек, что лучше моноколесо или...
– Где она? – бедная моя Киска. Ей так страшно. А я и вправду, сижу как дурак.- Где моя женщина?
– Я с вами,- засуетилась бабулька. – Скажи церберам, пусть отдадут мне барахлишко мое.
– Вам нельзя еще,- рявкнула Вангелия.- Сами справятся. Да лежи ты уже, выдра старая. Не могла раньше рассказать все. Не было бы всего этого.
– Я тебя...
Я не стал дослушивать. Выбежал из палаты, сжимая в руке листочек с адресом. Еще немного, и все встанет на свои места. Совсем чуть-чуть.
– А про меня ты не забыл, братец? – раздался голос из полумрака лиловых сумерек. Выстрел прозвучал тихо, словно кто – то хлопнул в ладоши. Мир вспыхнул искрящейся болью.
Аграфена
– Можно телевизор включить? – спросила я у Фиры, бесцельно слоняющейся по горнице,- у меня от твоего мельтешения уже в глазах рябит.
– Можно,- рявкнула тетушка и бросила мне пульт. – Только не очень громко, а то соседи потом костры у меня разводят под забором, скоро виселицу наверное строить начнут, паскуды. Ну смотрю я сериалы, так тихонечко же, а им слышно, видишь ли. Падлы рогатые.
Я уставилась в экран телевизора, положила руку на живот и бездумно его погладила, словно прощаясь. Даже не слышала, что там бурчат актеры очередного нескончаемого «мыла», не следила за сюжетом, была мыслями очень далеко.
– Ба твоя, звонила, кстати, пока ты намывалась в душе,- вдруг рявкнула Фира,- девка, ты посмотри на меня, что ли, черт, не успела...
– Чего не успела? – спросила я, выныривая из глубины своих переживаний, уставилась на экран. Начались новости.
– Сегодня.. покушение...Герман Розанов...
Я ничего не слышала, только обрывки фраз, от которых кружилась голова. От которых хотелось выть и биться в истерике.
– Жив, он жив. Жив,- тихо погладила меня по плечу Фира,- бабка твоя заполошная и звонила потому. А теперь слушай меня.
– Фира, — снова раздался голос Ангела. Я точно сойду с ума даже раньше, чем останусь совсем одна. – Фира.
– Ты слышишь? – прошептала я, тетушка взяла меня за руку и потянула за собой.
– Пойдем уж, горе. Покажу тебе кое-что, точнее твоего Ангела. Видно время пришло.