Овладевая судьбой
Шрифт:
Дни проходят однообразно. Пустая кровать, душ, кофе в одиночестве, прогулка со Скотти, работа, иногда спортзал, опять дом, прогулка со Скотти и сон в холодной постели. На следующий день все повторяется. Я запретил себе думать о брюнете. Хотя я снова и снова нарушаю этот запрет. Я слабый, да?
И как такой слабак как я может руководить филиалом? Правильно! Никак! Вот и на работе проблемы! Некоторые сотрудники порываются написать еще кучу жалобных писем на меня. Суки. А я всего лишь устал от этой несправедливости. Да мне еще и двадцати двух нет, а я уже глава филиала. Да у меня практически нет опыта для руководства
Я устал. Но ему я не позвоню. Я не поеду к нему. Я никак не напомню ему о себе. Как бы мне плохо не было.
Я заметил за собой странную вещь. Когда в мою дверь звонят, я вздрагиваю и думаю, что это он пришел. Но такое было лишь дважды. Первый раз это был заблудившейся разносчик пиццы, а второй раз- Лу. Она извинилась за свое поведение. И я простил, но попросил более ко мне не приходить. Дружба с ребятами ее возраста ни к чему хорошему не приведет. Больше в мою дверь никто не звонил, кому я нужен.
Мне, блять, даже пожаловаться некому. Мама не берет трубку. Даже она, чувствуя, что у меня проблемы, не хочет связываться со мной. Я уверен.
Bill ©
Раздражительность, недосып, серость лица - это уже постоянные составляющие меня. Зима, я ненавижу тебя. И Нью-Йорк я ненавижу. Родители на новый год улетают в Альпы. А мне поездка обламывается. И я даже не хочу говорить почему.
Мои дела в художественном деле вдруг пошли в гору. Мне трудно поверить, но после той выставки меня наконец-то заметили. Ну, еще не так сильно заметили, но все-таки...
Я дал два интервью в разные журналы. Стоимость моих картин на форуме поднялась в три раза. И все работы, которые выставлялись там, но еще не были выкуплены кем-то, очень быстро нашли своих хозяев. Мне никогда еще не поступало столько заказов, я никогда не получал столько звонков на телефон...
Только... Почему, когда мой телефон в очередной раз звонит, я с надеждой смотрю на дисплей, желая увидеть там номер без имени, который я удалил, но вбил в свою память.
Я не думаю о Томе. Я сделал все правильно. И мне уже легче. И ему тоже, я уверен.
Надеваю кулон, он наконец-таки со мной. Сколько же времени он был у другого. Сегодня я даю интервью в еще один журнал, как раз о моей первой удачной коллекции картин.
Репортер сидит напротив меня, это молодой парень, черные волосы, пухлые губы, толстые брови. Урод. Том ты не поверишь, но он строит мне глазки. Странность.
Интервью проходит быстро, а я достойно отвечаю на все вопросы. Хотя несколько из них сильно цепляют меня. Том, они спрашивали о нас с тобой. Спрашивали, что я чувствую к тебе, а я... знаешь, я сказал, что чувствую к тебе теплый комок, что застрял у меня в горле. И не туда и не сюда. Том, как ты там?
Уже дома я вновь маюсь со спаниелькой. Я так и не придумал ей имя. И не знаю, придумаю ли. Малышка растет и много кушает. А еще, я съездил и сделал обеим своим собакам прививки. Пришлось хорошо раскошелиться. Но без этого никуда. Странно, но Сара будто обижена на меня за что-то. Она уже не лезет ко мне на колени, не будит меня по утрам. Мне даже показалось,
Так как заказов теперь огромное количество, то и хороших знакомых у меня стало куда больше. Теперь у меня есть Сандра, которая занимается тем, что договаривается о моих интервью и выставках. У меня есть Джек, который что-то вроде моего мальчика на побегушках. И эта парочка везде таскается за мной. Круто, да? Все изменилось буквально за те четыре дня, которые я провел рядом с Томом. А когда я вернулся домой, то узнал, что я теперь что-то вроде нового Мизиго-де-Рокки. Этот юноша, был никому не известен, пока однажды не нарисовал лепестки роз, картину, которая до сих пор передается из рук в руки в его семье. Сам художник жил уже двести лет назад. Но рисунок лепестков принес ему всемирную известность. Эта работа сейчас стоит около шести миллиардов евро. Я и представить не могу себе такие деньги.
В своей небольшой кладовой, теперь я работаю целыми ночами. Рисую. Рисую и рву. Рву и снова рисую.
Поэтому я не высыпаюсь. И потому я раздражителен.
Avt ©
Их встреча не была случайной. И история не закончится на вездесущем страхе полюбить. Где-то в глубине души это понимал каждый из них. Понимал и бессознательно стремился к своему человеку. Они ни разу не сказали друг другу «Ты мой», но мысленно чертыхались каждый раз, когда это рвалось наружу.
Билл чувствовал себя паршиво, но скидывал все на свою занятость. Он радовался своему продвижению в художественном деле и запрещал себе думать о Томе. А почему запрещал? Потому что знал, был уверен, что он поступил неправильно. Но он не признается себе в этом, покуда не сойдет с ума. А ведь он уже разговаривает с Томом в своих мыслях...
Том же наоборот, постоянно думал о случившемся. И даже время сейчас не лечило, а лишь причиняло боль. Только время и смогло ему показать насколько он привык к брюнету. Настолько сильно, что уже почти согласился на отношения с ним. Время ломало Тома. И парень этого не скрывал. Ходил мрачнее тучи, с людьми почти не контактировал. Но знал, что в этот раз он самостоятельно не вернется в жизнь Билла. Все зависело только от Каулитца.
Им было на судьбе написано, что они должны обрести друг друга. И они обретут. Повоюют друг с другом, набьют шишек и ран, а начав их зализывать друг другу... вот тогда и обретут.
– Томас, ты в порядке?
– Али окликнул друга, который будто залип глядя в окно.
– Да, - выдохнул и повернулся к сотруднику.
– На тебе лица нет, проблемы?
– Да не то чтобы проблемы...
– ломался Том.
– Говори как есть, - мужчина тепло улыбнулся.
– А гордость это проблема?
– О, Том, - Али, приобнял парня за плечо и они медленно пошли по пустому коридору, - знаешь, гордость это ведь один из самых страшных грехов. Что в христианстве, что в исламе. Гордость словно мор. Только человек, горделивый, морит сам себя. Убивает свое тело, душу. Так вот, как сам думаешь, гордость это проблема?
– Они подошли к кабинету Тома, остановились. По лицу директора филиала было видно, что он сильно задумался над вопросом...