Овод (с иллюстрациями)
Шрифт:
Мартини подошёл к нему и положил руку на спинку его кресла:
– Слушайте, Риварес, я отказываюсь понимать эту метафизическую галиматью, но мне ясно одно: с такими предчувствиями ехать нельзя. Самый верный способ попасться – это убедить себя в провале заранее. Вы, наверно, больны или чем-то расстроены, если у вас голова забита такими бреднями. Давайте я поеду, а вы оставайтесь. Всё будет сделано как надо, только дайте мне письмо к вашим друзьям с объяснением…
– Чтобы вас убили вместо меня? То-то было бы умно!
– Не убьют! Меня там не знают, не то что вас! Да если даже убьют…
Он замолчал, и Овод посмотрел на него долгим, вопрошающим взглядом.
– Ей будет гораздо тяжелее потерять вас, чем меня, – сказал он своим самым обычным тоном. – А кроме того, Риварес, это дело общественного значения, и подход к нему должен быть только один: как его выполнить, чтобы принести наибольшую пользу наибольшему количеству людей. Ваш «коэффициент полезности», как выражаются экономисты, выше моего. У меня хватает соображения понять это, хотя я не особенно благоволю к вам. Вы большая величина, чем я. Кто из нас лучше, не выяснено, но вы значительнее как личность, и ваша смерть будет более ощутимой потерей.
Все это Мартини проговорил так, будто речь у них шла о котировке биржевых акций. Овод посмотрел на него и зябко повёл плечами.
– Вы хотите, чтобы я ждал, когда могила сама поглотит меня?
Уж если суждено мне умереть,Смерть, как невесту, встречу я! [81]Друг мой, какую мы с вами несём чепуху!
– Вы-то несомненно несёте чепуху, – угрюмо пробормотал Мартини.
– И вы тоже. Так не будем увлекаться самопожертвованием на манер дона Карлоса и маркиза Позы [82] . Мы живём в девятнадцатом веке, и, если мне положено умереть, я умру.
81
Слова Клавдио из драмы Шекспира «Мера за меру», акт III, сцена I.
82
Дон Карлос и маркиз Поза – персонажи исторической трагедии Ф. Шиллера «Дон Карлос».
– А если мне положено уцелеть, я уцелею! Счастье на вашей стороне, Риварес!
– Да, – коротко подтвердил Овод. – Мне всегда везло.
Они молча докурили свои сигары, потом принялись обсуждать детали предстоящей поездки. Когда Джемма пришла, они и виду не подали, насколько необычна была их беседа.
Пообедав, все трое приступили к деловому разговору. Когда пробило одиннадцать, Мартини встал и взялся за шляпу:
– Я схожу домой и принесу вам свой дорожный плащ, Риварес. В нём вас гораздо труднее будет узнать, чем в этом костюме. Хочу кстати сделать небольшую разведку: надо посмотреть, нет ли около дома шпиков.
– Вы проводите меня до заставы?
– Да. Две пары глаз вернее одной на тот случай, если за нами будут следить. К двенадцати я вернусь. Смотрите же, не уходите без меня… Я возьму ключ, Джемма, чтобы не беспокоить вас звонком.
Она внимательно посмотрела на него и поняла, что он нарочно подыскал предлог, чтобы оставить её наедине с Оводом.
– Мы с вами поговорим завтра, – сказала она. – Утром, когда я покончу со сборами.
– Да, времени будет вдоволь… Хотел ещё задать вам два-три вопроса, Риварес, да, впрочем, потолкуем по дороге к заставе… Джемма, отошлите Кэтти спать и говорите по возможности тише. Итак, до двенадцати.
Он слегка кивнул им и, с улыбкой
Джемма пошла на кухню отпустить Кэтти и вернулась, держа в руках поднос с чашкой чёрного кофе.
– Не хотите ли прилечь немного? – спросила она. – Ведь вам не придётся спать эту ночь.
– Нет, что вы! Я посплю в Сан-Лоренцо, пока мне будут доставать костюм и грим.
– Ну, так выпейте кофе… Подождите, я подам печенье.
Она стала на колени перед буфетом, а Овод подошёл и вдруг наклонился к ней:
– Что у вас там такое? Шоколадные конфеты и английский ирис! Да ведь это п-пища богов!
Джемма подняла глаза и улыбнулась его восторгу.
– Вы тоже сластёна? Я всегда держу эти конфеты для Чезаре. Он радуется, как ребёнок, всяким лакомствам.
– В с-самом деле? Ну, так вы ему з-завтра купите другие, а эти дайте мне с собой. Я п-положу ириски в карман, и они утешат меня за все потерянные радости жизни. Н-надеюсь, мне будет дозволено пососать ириску, когда меня поведут на виселицу.
– Подождите, я найду какую-нибудь коробочку – они такие липкие. А шоколадных тоже положить?
– Нет, эти я буду есть теперь, с вами.
– Я не люблю шоколада. Ну, садитесь и перестаньте дурачиться. Весьма вероятно, что нам не представится случая толком поговорить, перед тем как один из нас будет убит и…
– Она н-не любит шоколада, – тихо пробормотал Овод. – Придётся объедаться в одиночку. Последняя трапеза накануне казни, не так ли? Сегодня вы должны исполнять все мои прихоти. Прежде всего я хочу, чтобы вы сели вот в это кресло, а так как мне разрешено прилечь, то я устроюсь вот здесь. Так будет удобнее.
Он лёг на ковре у ног Джеммы и, облокотившись о кресло, посмотрел ей в лицо:
– Какая вы бледная! Это потому, что вы видите в жизни только её грустную сторону и не любите шоколада.
– Да побудьте же серьёзным хоть пять минут! Ведь дело идёт о жизни и смерти.
– Даже и две минуты не хочу быть серьёзным, друг мой. Ни жизнь, ни смерть не стоят того.
Он завладел обеими её руками и поглаживал их кончиками пальцев.
– Не смотрите же так сурово, Минерва [83] . Ещё минута, и я заплачу, а вам станет жаль меня. Мне хочется, чтобы вы улыбнулись, у вас такая неожиданно добрая улыбка… Ну-ну, не бранитесь, дорогая! Давайте есть печенье, как двое примерных деток, и не будем ссориться – ведь завтра придёт смерть.
83
Минерва – у древних римлян богиня мудрости, покровительница искусств, наук и ремёсел.
Он взял с тарелки печенье и разделил его на две равные части, стараясь, чтобы глазурь разломилась как раз посередине.
– Пусть это будет для нас причастием, которое получают в церкви благонамеренные люди. «Примите, идите; сие есть тело моё». И мы должны в-выпить вина из одного стакана… Да, да, вот так. «Сие творите в моё воспоминание…» [84]
Джемма поставила стакан на стол.
– Перестаньте! – сказала она срывающимся голосом.
Овод взглянул на неё и снова взял её руки в свои.
84
Слова молитвы перед причастием.