Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20-30-х годов

Антоныч Богдан-Игорь Васильевич

«Я не голубь сизокрылый…»

Я не голубь сизокрылый, Ты не белая голубка, Мы голубились-любились, Я — как любчик, ты — как любка! А твоя сестра меньшая — То не сокол по-над лесом, А ведь так нас напугала, Как застала под навесом.

«Фиалку в лесу повстречаю…»

Фиалку в лесу повстречаю,— Как взгляд из-под милых ресниц; Печальные песни слагаю,— Они превращаются в птиц. Летят

эти птицы на вишни, А те на погосте цветут, Обсядут могилку, и пышно Цветы из их пенья растут. Фиалки в ограде унылой — То очи ее. Не виня, То очи нетленные милой Глядят из земли на меня.

«Почему же ту дивчину…»

Почему же ту дивчину Все встречаю я над морем? Вслед ей молча взгляды кину Я, своим убитый горем! Все в ней пышно, в той красотке, Смотрят люди восхищенно — Что за грация походки! Сердце бьется учащенно! Сердце, сердце, жизнь сурова, Прошлой боли тебе мало? Или хочешь, чтобы снова Твою верность — зло топтало?..

«В безумье, печали, измене…»

В безумье, печали, измене Сгорела любовь, как в огне, И брак наш ее не заменит, Семейная жизнь не по мне. Мы вдоволь шампанское пили, А борщ нам до смерти не пить, Мы в прошлом венки позабыли,— И в брак ради шутки вступить? Еще тебя кто-то полюбит И примет твой борщ за вино, Когда же день свадьбы наступит, И я похвалю твой венок. Из скуки, раздоров, обедов Свой дар жениху поднеси, Печаль и безумье изведав, Я песню сложу для красы.

«Душа моя ангелом белым…»

Душа моя ангелом белым Летит еженощно, летит Над полем, к печальным пределам, Где лада над озером спит, А месяц так светит… Под звездами в поле ей спится, Под шепот шумящих берез Спит лада, и ангел кружится Над нею, рыдая без слез, А месяц так светит… Тот ангел — душа моя — ночью, Дрожа, совершает полет… А лада откроет лишь очи И, вдруг рассмеявшись, уснет… А месяц так светит…

«Тихо, тихо в воздухе хрустальном…»

Тихо, тихо в воздухе хрустальном, Плещет море, ластится к ногам. Я к тебе склоняюсь, словно к тайнам, Мой коралл, приплывший к берегам. Тихо, тихо в замке Мирамаре; Море беспокойно, будто кровь, Солнца пурпур ал, как на пожаре, Нас вспоила страстная любовь. Тихо, тихо гладит твоя ручка Мои кудри перед нежным сном, Но волна призывная накатит — И душа уж грезит темным дном…

ПЕЧАЛЬ

Гаснет солнце, плачет птица, На причал туман садится, Тянет шлейфы с берегов.. Шлю привет родному краю, Издалёка посылаю Песню тихую без слов. Звоны

бьют, заря восходит, Лунный свет от волн исходит, Но влечет меня домой,— И брожу я невеселый… Люд родной, родные села, Шлю я вам привет ночной!

«Слышно в доме: — Он приехал!..»

Слышно в доме: — Он приехал! Он! — и стали все галдеть. Моя милая хотела Платье новое надеть. Да вот время упустила: Дверь уже открыл панок, С золотой цепочкой брюшко Важно внес он на порог. А за ним — ботинок желтый Появился, а потом — Весь панок, мордастый, толстый, В дверь протиснулся с трудом. Головою лысой, рыжей Всем поклоны отдавал И моей — моей! — любимой Ручку чмокал, целовал!..

«Гей, кукушка, что молчишь ты?..»

Гей, кукушка, что молчишь ты? Накукуй мне счастье трижды, Пусть будет со мною! Но кукушка не рискует, Затаилась, не кукует, Как было весною. Не кукует голосочком, Ведь ячменным колосочком Подавилася! По садочку Дзюня ходит Да за ручку врана водит, Так судилося!

«И вот уже к обряду…»

И вот уже к обряду Собрали мою ладу, Вести чтоб под венец. Уже у молодого, Вернее, пожилого,— Всем хлопотам конец. Невесту поп пытает — В брак вольно ли вступает? Жених — как на костре… А та на мать взглянула, Тихонько — «Да» — шепнула. Черт чихнул во дворе.

«На крыльях песен всех моих…»

На крыльях песен всех моих Я лишь тебя из всех других Возьму, любовь моя! И понесу в далекий край, Ведь я с тобой познал твой рай, А свой утратил я! Гляди в подоблачную даль, Там, Дзюня, и моя печаль В напеве журавлей. Я за собой их поведу, Мой голос грустный на лету Покажется слышней. О, где пристанище мое? Познаю там ли забытьё — В далекой стороне? А если нет — услышишь плач Ты в ветре, и сама поплачь Ты, Дзюня, обо мне!.. Ведь кто в далекой стороне Поплачет, Дзюня, обо мне?.. А ты в тот скорбный день, Как грянет похоронный звон, Услышишь, словно бы сквозь сон, Моих напевов тень.

«Прекрасные очи пытают…»

Прекрасные очи пытают Меня, и слеза в них чиста: Неужто все грезы растают? Горят, как рубины, уста. «Ты будешь моею?» — спросил я, Надежду на счастье храня, И очи ее оросили Жемчужной слезою меня. «Как ты пожелаешь», — шептала, С дрожащей душой, как во сне, Рубинами уст целовала, И слезы лились в тишине.