Ойкумена
Шрифт:
– Мой дом очень далеко отсюда. Слишком далеко.
– Ты была там счастлива?
Неожиданный вопрос, такой неожиданный ... такой простой ... и одновременно сложный. Как на него ответить? И что такое счастье?
– Нет.
В одно слово Лена уместила всю свою жизнь.
Боль и злость, которые разрушили связь с матерью, обменявшей самое светлое, самое чистое чувство на свете - любовь ребенка к матери - на одобрение друзей и знакомых.
«Ты меня позоришь! И теперь все скажут - какая мама у этой девочки!»
Разочарование, которое словно
Память о старом враче, который один по-настоящему любил маленькую девочку. Как мог, пытался смягчить железный напор матери, неспособной услышать и понять кого-то кроме себя. А затем умер, оставив Лену одну.
Одно слово. Три буквы, в обоих языках - родном и местном.
Нет.
– Тебя изгнали?
– Я...
– Лена задумалась, подбирая слова.
– Меня ... меня выкрали из дома. Увезли очень далеко.
– Но ты можешь вернуться.
– Не могу. Это невозможно.
Сначала она произнесла. И лишь потом осознала, прочувствовала суть сказанного. То, что поняла уже давно, и что заперла в самом дальнем уголке сознания. Понимание, ужасающее в своей завершенности и конечности.
Глаза обожгло, Лена почувствовала, как сами собой выступают слезы. Но все равно вымолвила, ставя точку, признавая неизбежное:
– Я никогда не смогу вернуться.
Она зажмурилась, чувствуя предательскую дрожь губ и подступающие рыдания.
– Так не бывает, - голос Шены раздался совсем близко, а ее дыхание шевельнуло ресницы Лены.
– Мы найдем твой дом. И ты вернешься туда. Обязательно.
– Правда?
– глупый вопрос ... но все-таки он прозвучал сам собой.
– Конечно.
Не может быть в человеческом голосе столько тепла. Не может человек, перенесший столько боли и страданий, оказаться настолько добрым. Но, как выяснилось - может.
– Ты вернешься домой, я обещаю, - сказала Шена и коснулась губ Лены поцелуем легким, неуловимым, как полет стрекозы в солнечный день.
– Тейна...
Кто это вымолвил, Лена не поняла. Может быть, Шена повторила, а может она сама выдохнула короткое слово, пробуя новое имя, смешивая его с чуть горьковатым вкусом губ женщины, у которой глаза цвета желто-зеленого хризолита. Пальцы Шены зарылись в темно-рыжие волосы Лены-Тейны, перебирали пряди, так, что завитки струились, словно языки темного пламени. Пламя, что не обжигает. Нежность, что исцеляет самые тяжелые раны в душе.
И Елена почувствовала, что ...
Так не бывает, просто не может быть. В чудом и жестоком мире, который уже не раз пытался ее убить и на днях едва не добился своего. С неприглядным прошлым, неопределенным настоящим и туманным, опасным будущим. В окружении - чего уж там, надо называть вещи своими именами - убийц, бандитов, мародеров.
И все же она была счастлива. Полностью, совершенно, абсолютно счастлива.
Ближе к вечеру десятого дня от ночевки в проклятом доме ватага добралась до побережья. Присутствие моря стало ощущаться еще с ночи, оно чувствовалось в прохладном ветре, что налетал временами с севера и даже в самом воздухе, который обрел почти неуловимый аромат соли,
Команда подобралась, ощетинилась оружием, однако и здесь все развивалось неспешно, без особых приключений. Около полудня странникам явился самый настоящий морок, то есть фантом, похожий на те, что возникают в пустыне благодаря атмосферным эффектам. Только этот показывал не далекие земли, а прошлое. Как будто высоко в небе развернули гигантский киноэкран и проецировали на него череду немых образов. Лена мало что поняла - картины показывали какой-то город с высоты птичьего полета, архитектура казалась смутно знакомой, но это, наверное, потому, что она укладывалась в условный «медиевальный» шаблон. Единственное, что можно было сказать - город казался огромным.
– Говорят, это столица Империи, - негромко сообщил Кай. Рыцарь подошел сзади как тень, беззвучно. Он был одет и снаряжен почти как в первый раз, когда его увидела Елена, с характерной кольчужной пелериной и однолезвийным клинком на плече. Только лицом был посимпатичнее, должно быть, из-за того, что теперь дышал по-человечески, носом.
– Такой она была до того, как все произошло.
– Красиво, - отозвалась девушка.
– Очень.
– Да, - кивнул рыцарь.
– Еще говорят, в те времена Город был в два раза больше нынешнего. Но рассказывать могут всякое.
– Это верно.
– Плывешь с ними?
– осведомился мечник, видимо решив, что преамбулы достаточно.
– Да, как же иначе?
– немного удивилась Елена.
– Я бы не стал, - напрямую заявил Кай. Тихо, только для ее ушей, но в то же время с отчетливым нажимом.
– Почему?
– Лена машинально перешла на тот же заговорщицкий тон, и ей сразу вспомнился взгляд Кая, когда Матриса и бригадир устроили ей жесткий экзамен с ампутацией. Рыцарь тогда словно радовался ее кажущейся неудаче и наоборот, был явственно недоволен успехом. Что бы это могло значить?..
– Это останется между нами?
– осведомился Кай.
– Да, конечно...
– Лена поперхнулась.
– Ты не из нашего мира, - Кай резал без обиняков, он говорил с какой-то неприкрытой печалью в голосе, природу которой Лена не понимала. Но слушала предельно внимательно.
– И не надо тебе становиться его частью.
– Частью вашего мира?
– не поняла девушка.
– Да. Мы живем смертью и войной. Это не твоя жизнь, не твоя судьба, я сразу это понял. У Матрисы тебе было плохо, но с ней ты жива и под защитой.
Кай помолчал, будто давая собеседнице возможность осмыслить услышанное как следует.
– Сейчас ты еще можешь отказаться.
– Но ... монета?.. И мы в походе, он еще не закончился.
– Пока еще можешь, - с нажимом повторил Кай.
– Это на грани правил, но допустимо. И я тебя прикрою. Вернемся вместе. Будешь при Матрисе, но с куда большим уважением. Со временем выпишем тебе книги по лекарскому делу, станешь первым настоящим медикусом во Вратах. Однако ...
Мечник посмотрел на бригадира. Сантели ушел вперед, во главу отряда, и что-то обсуждал с Раньяном. Судя по характерным жестам с потиранием пальцев, речь шла о деньгах. Судя по мирному характеру беседы, договаривающиеся стороны претензий друг к другу не имели.