Ойме
Шрифт:
– Можно капучино без сахара? – спросила молодая женщина в длинном платье и с причёской, похожей на ту, что накрутила сегодня Лёка. Глаза у женщины ореховые. И наверное, любит сладкое, хотя следит за фигурой.
– А хотите раф? – спросила Лёка, осмелев от суеты и усталости. – Там пенка, как у капучино, но ещё идёт ванильный сахар или сироп. У нас есть ореховый, финиковый, кленовый и из топинамбура. Они диететические – без сахара.
– Давайте топинамбур, – кивнула девушка после короткой паузы. Наверное, прикидывала, не наберёт
Лёка только успела смешать кофе раф, как у прилавка возникла седая дама с ярким макияжем, в модных очках и длиннющих серьгах.
– Желаете романо? – вдруг спросила Лёка, не дав женщине и рта открыть.
– Хм, – дама зажала зубами дужку очков. – А почему бы и нет? Люблю пробовать новое. Давайте.
Хорошо, что Яна позаботилась о соковыжималке, и Лёке не пришлось давить лимон голыми руками. Получив чашку эспрессо, смешанного с лимонным соком, дама отошла.
Тут же вернулась молодая женщина, что пробовала раф.
– Я куплю пачку. Есть молотый?
– Крупный помол или мелкий? – спросила Лёка, пытаясь не потеряться среди просьб и заказов.
– Давайте две разного помола. – Женщина протянула деньги.
Только она ушла, снова возникла дама с серьгами и в модных очках.
– Мне тоже две пачки, только зернового средней прожарки.
– Пожалуйста. – Лёка протянула покупательнице пакеты.
– Спасибо, – кивнула дама. – Отличный кофе. Вот уж не думала, что у нас можно его вырастить.
Женщина сразу ушла и не услышала, как Лёка пробормотала: «Я тоже».
Дальше снова закрутилась карусель из заказов, чашек, молочных пенок, посыпок, взбитых сливок, пачек кофе.
– Как успехи? – Это подошла Лариса, которую Лёка сегодня ещё не видела. Хотелось верить, что их третий вообще не появится.
– Молотый и растворимый уже разобрали. – Лёка проверила ящики под прилавком. Пусто, только несколько пачек зернового осталось. Она подняла взгляд и увидела, как Яна на миг внимательно глянула на Ларису, а та отрицательно мотнула головой. Яна недовольно сжала губы, потом встряхнулась и снова широко улыбнулась очередному пузатому мужичку, пялящемуся на её грудь.
– Сворачивайтесь, – приказала Лариса. Она явно была чем-то недовольна. Услышав резкий тон, Яна слегка побледнела, но быстро оправилась.
Пока убирали аппарат в подъехавший грузовичок, Лёка сбросила использованную одноразовую посуду в мешок для мусора. Разумеется, не обошлось без выпавшей чашки и яркого пятна на прилавке. Лёка, от усталости уже не чувствовавшая ног, прыснула со смеху, увидев лужу.
– Что такое? – подошла Лариса.
– Опять Ленин, – выдавила Лёка, фыркая от смеха. Она вымоталась так, что трудно стало сдерживаться.
– Какой Ленин? – Лариса встала за спиной Лёки и глянула на лужу.
– Владимир… как его…
– Ильич, – подсказала Яна, буравя взглядом Ларису. Та повела бровями. – А это тот же Ленин, который был вчера?
– Откуда я знаю, – пожала плечами
– Нет там никаких мозаик, – быстро проговорила Лариса. – И фресок тоже. Только большая каменная лысая голова, и та маркерами исписана.
– А, так это другой Дом культуры. Тот новый, а я говорю про старый. Он тут рядом, за синим забором. Заброшен давно.
Яна обернулась, куда-то внимательно посмотрела. Дёрнула подбородком. Наверное, искала Дом культуры и расстроилась, что не нашла.
– Я вам ещё нужна? – спросила Лёка, от души надеясь на отрицательный ответ. Хотелось принять горизонтальное положение часов на пятнадцать.
– Можешь идти, – милостиво сказала Лариса. – Оставшиеся пачки возьми в качестве чаевых. Гонорар пришлём на карту.
Лёка быстро сняла униформу и накинула куртку.
– Сёмве пристроила? – спросила Лариса, передавая ей две пачки зернового кофе.
– А, да… – промямлила Лёка. Честно признаться, она про эту штуку напрочь забыла.
– Не ври, если не умеешь, – строго сказала Лариса. – До свидания.
Лёка почувствовала, как шея покраснела. Быстро попрощавшись, она побежала домой, чтобы принять ванну и завалиться спать.
Когда проснулась, солнце уже садилось. Ярко-розовые лучи веером расходились из-за тёмно-синей тучи, обещавшей скорый дождь. Пить кофе вечером как-то неправильно, тем более что она уже варила его утром. Так что пришлось довольствоваться овсянкой и чаем с лимоном.
Пока заваривался чай, Лёка сидела у себя на балконе, завернувшись в плед, и наблюдала, как сгущались осенние сумерки. Скоро стало совсем темно, и пришлось включить бра, свет от которого сделал пространство балкона уютно-жёлтым. Даже как будто теплее и комфортнее стало. А то от одиночества в этом углу иногда аж выть хочется.
По оконному стеклу забарабанили первые дождевые капли. Кто-то включил прожектор у подъезда, и резкий свет графикой прорисовал мокрые деревья, размахивающие ветвями на ветру.
Раньше в такие вечера Лёка делала уроки или занималась вместе с мамой какими-нибудь рукоделиями. А иногда готовкой – мама передала ей бабушкины рецепты и научила печь пироги. Особенно хорошо Лёке удавалась ватрушка с фруктовыми прослойками.
Если бы всё было по-старому, то сейчас папа с Егором смотрели бы телевизор, а Лёка с мамой на кухне закатывали бы какие-нибудь поздние банки. Прошлый год был яблочным, так что повидло и мармелад варили аж до ноября.
А теперь мама и отец работают в мастерской почти до ночи – Егору-то квартиру надо обставить, хотя они половину мебели из бывшей комнаты Лёки уволокли. Да ещё Каролина всё ноет, что машина старая, и ей стыдно на такой показаться перед подружками. А в семье из двух человек нельзя иметь меньше двух машин. Это, видите ли, неприлично. И зарабатывать на эти удовольствия самой тоже неприлично.