Озабоченный
Шрифт:
Поднявшаяся на локтях Катришка смотрела на меня без тени смущения. Смотрела удивительно взрослым взором и голос её потерял подростковую визгливость, сгладилась угловатость, будто бы ей было не шестнадцать, а резко исполнилось сорок.
– Ты силён, братец, отличный амулет сотворил. Ни его, ни тебя не вижу… так, рябь прозрачная. Не слышу, а только чувствую через девку прилипшую. И чую в тебе Ладу… ты не верь ей.
– В тебе и во мне есть чуточка высшей крови, пусть и разбавленная, как капля пресной росы в солёном море. Она таких издревле ненавидит. Мы – потомки старого бога, который не отказался от своей сути, а просто ушёл, когда настало время. Как поступила Афродита, предварительно показав
Я слушал и понимал, что говорит со мной не родная сестрица, а, тьма побери, возможно, сама Афродита. Но кружащее голову сексуальное возбуждение, ловко управляемое верным ритмом, не отпускало, а наоборот, постепенно росло и мешало полностью сосредоточиться на речи оживших амулетов.
– Сейчас она тебя не читает и не прочтёт позже – я постараюсь, - продолжил вещать кто-то взрослым Катришкиным голосом. – И когда ты в реальность сказаний спускаешься, тоже связь теряет и после лишь догадывается, что ты там творил – по результату, но не по памяти. Думай. Нашу кровь она давно раскусила и при первой же возможности нас убьёт. Когда сама спасётся, не раньше, но поторопись…
Потом я не по своей воле ускорился, услышал, как Катришка потребовала у Верки обещание не рассказывать о нас никому, особенно Настьке и милостиво позволила девушке кончить. Вместе с ней взорвался и я, испытав, наконец, долгожданный оргазм – потрясающий, блаженный до невероятности. В мой безразмерный накопитель хлынули обе силы, наполнив его, как ощутил неведомо каким чувством, почти до упора. На четыре пятых, если быть по-ученически точным.
Когда пелена перед глазами рассеялась, когда ноги потеряли сладкую ватность, обретя обычную крепость, я глянул на лежащую на полу бессознательную практически голую Верку, дышащую как загнанный паровоз, но с блаженной улыбкой, с полоской слюны изо рта, застегнул штаны и поднял голову. Раскрасневшаяся сестрица сидела на столе, успев натянуть смешные трусики и приняв позу со скромно скрещёнными ногами. Тихо говорила.
– Это же ты, Петь? Ну, покажись, я не смущаюсь… мне не стыдно, так и знай. Ну, как хочешь. Но помни, я тебя чувствовала. Ты не Верку только что имел, а… будто бы нас обеих… вот. И это… я словно не я была, но всё помню… вот. Что делать, а? – последнее спросила с беспокойством.
Я молча, на цыпочках вышел из номера, стараясь притворить дверь бесшумно. По-моему, получилось. В голове царил полнейший хаос. Невидимость снял уже на улице.
Глава 18
Ведьмин дом в Нелюбино встретил меня приветливо. Амулет блокировал заклятие отворота и в незапертые двери я вошёл с лёгким сердцем, испытывая, можно сказать, приятную ностальгию. Внутри ничего не поменялось. Хотя нет, пыли, как мне показалось, не прибавилось. Я задумался, пытаясь разобраться в этом феномене, но всё же больше интуитивно, чем исходя из логики, скользнул в реальность сказаний, как выразились одни ожившие, противно липкие ремешки-браслетики.
Нежить я сначала почуял и лишь потом внимательно всмотрелся в дверь ванной комнаты. Но всё равно пришлось воспользоваться глубинным зрением, чтобы увидеть, как из воздуха соткался чёрный крупноголовый кот размером с пантеру. Именно кот, а не иной хищник этого хитрого, обманчиво-ласкового семейства. Проявлялся зверь с головы. Улыбка, уши, шея и далее до кончика нервно дёргающегося хвоста. Шерсть, если клубы чёрного тумана, как гуталин
– Э-э? – я невольно отшатнулся, хотя страха, как и омерзения, которое невольно возникало в отношении людей, существо не внушало. – Бе-бегемот? – сорвалось с языка. В мире сказаний всего ожидать можно.
Кот ответить не удосужился. Обошёл вокруг меня, принюхиваясь, улёгся напротив.
– Не напрягайся, - заявил гулким, словно из бочки, по-стариковски ворчливым голосом. – Явился я. Можешь нормальными глазами смотреть, а не сверлить из глубины. Раздражает. Рад, что ты жив.
Я последовал совету и перестал глядеть глубинным взором. Кот стал практически натуральным зверем. Натуральным сказочным зверем.
– В смысле? – не понял я радости кота. Я в принципе тупил. Безнадёжно. Настоящая нежить встретилась – не шутка. Как будто на слона в лесу наткнулся, когда за грибами ходил.
– Сестру твою разбудил, она амулет задействовала, душу твою к телу прилепила. Чего непонятного?
– Как это?.. Это когда… – запутался я, помня иную фабулу моего спасения.
– Вчера, - уверенно ответил кот. – Для меня всё вчера, если событие минуло. Солнце село, настало вчера.
– Стой, подожди! – прервал я кота, взявшись за голову, пытаясь поймать разбегающиеся подобно тараканам мысли. Сел напротив животного на пол. – Ничего не понимаю! Во-первых, объясни мне кто ты такой. Во-вторых, что делаешь в этом доме. В-третьих…
– Не тараторь, - вяло остановил меня зверь. – Вечно вы, живые, торопитесь, всё время считаете. А чего его считать? Считай – не считай, оно течёт себе, разрешения не спрашивает. Вот ты вздохнул, выдохнул и тот выдох в минувшем остался. Чем он отличается от того, что ты только что из груди выкинул? Ничем. Нет его, будто не было, одна память осталась. А больно ли дни для тебя разнятся? Кажется, встал только, кровать заправил, а денёк, от прошлого едва отличимый, пролетел уже; глядишь, снова постель расстилать надо. Виток, чуть сдвинувшись, замкнулся. Вот я всё помню, что твой интернет, только не считаю нужным о последовательности задумываться. Зачем оно мне? Мои витки время наматывает без смещения. Сколько себя помню, я вчера появился. Доступно объяснил?
– Более чем, - проворчал я, понимая с середины на половину, но уяснив, что иного от кота не добиться. – Но на вопросы ты так и не ответил.
Кот почесал задней лапой ухо, став в этот момент неотличимым от своего домашнего собрата, и заговорил лениво.
– Зови меня Баюн, хотя подойдёт любое имя. Хоть тот же Бегемот. Хоть Бакэнэко, хоть Сфинкс. Но в этих землях мне привычнее Баюн. Я придуманный кот, который закрепился в реальности. Люди приписывают мне всякое. В этом доме я живу. Лада не гнала меня потому, что однажды пообещала дать кров рядом с собой под защитой отторгающего наговора – не люблю близости людей… ты испытываешь схожее чувство, когда в упыря превращаешься, как сейчас.
«Я – упырь?!» – поразился я, сильно сомневаясь.
– Допустим, я – вампир, - сказал я, хитро ухмыляясь, - отчего же я крови не жажду? И, кстати, ты чем питаешься?
Кот то ли не заметил насмешки, то ли, что скорее всего, ему было всё равно – ухом не повёл.
– Мы с тобой силой питаемся, - заявил уверенно, с еле уловимой ноткой снисходительности в голосе, как воспитатель на занятиях в детском саду. – Обеими силами, - уточнил. – Только тебе приходится от себя её отнимать, а я просто купаюсь в разлитом по мирам океане. Был бы ты настоящей, природной нежитью, а не колдуном с крошечной примесью божественности, то пил бы людскую кровь, чтобы восполнять потери; но тебе накопителя достаточно.