Озарение

Необходимое предварительное замечание. Если бы в октябре 1949 года в моем удостоверении об освобождении из плена был обозначен местом назначения какой-либо город теперешней Федеративной Республики Германии,

Я действительно стал писателем в Германской Демократической Республике. Для кого-нибудь это прозвучит патетично. Для меня это — неоспоримая истина.

У человека с моим образованием, происходящего из неимущих слоев населения, на Западе слишком мало шансов стать литератором.

Второе необходимое замечание. Путь был нелегок, несмотря на все предоставленные мне возможности. И это хорошо. Путь человека, посвятившего себя писательскому труду, всегда будет нелегок и тернист. Он становится тем трудней, чем больше пишешь. Это тоже естественно и далеко не ново.

Теперь надо рассказать кое-что о своем пути, хотя Это и не так просто, как мне казалось вначале. Постараюсь выбрать самое существенное.

Мои первые пробы пера начались в Советском Союзе, в лагере для военнопленных на Урале. Я писал статьи и рассказы, баллады и стихи для лагерной стенгазеты. Был я, очень молод. В лагере мы делали вылазки в до тех пор совершенно незнакомую область политических дискуссий.

Мои попытки были беспомощны, но добросовестны, они помогли мне прежде всего разобраться в самом себе. Уже тогда я понял, что пишущий выступает перед общественностью — и воздействует на общественность.

Однажды я стоял перед стенгазетой, в которой была моя заметка о проблемах нашей рабочей морали.

И услышал слова бывшего обер-лейтенанта: «Даже немецкий толком не знаете». В его голосе было презрение. Содержание статьи пришлось ему не по душе. Этот офицер прежде был владельцем небольшой фабрики на юге Германии. Все же его замечание задело меня, потому что он был прав. Наше школьное образование было незавидным.

В 1951 году я работал воспитателем в колонии для трудновоспитуемых детей и подростков. Работа тяжелая, но очень интересная. В то же время учился — хотел получить серебряную медаль «За хорошие знания». Однажды я изложил на семнадцати страницах свои переживания в советском плену и послал этот опус в издательство «Нойес лебен».

Там работала товарищ Шарлотта Вассер. Прочитав мое сочинение, она пригласила меня в издательство. Встречаются на обширном литературном поле люди, проявляющие бесконечное терпение, когда им кажется, что они наткнулись на крупицу таланта. Шарлотта Вассер — именно такой человек.

На семнадцати страницах моей рукописи было, разумеется, нелегко найти эти крупицы таланта. И все же Шарлотта Вассер посоветовала мне писать рассказы.

Я стал писать. Первый рассказ был опубликован в середине лета 1952 года. Он занял целую полосу в тогдашней «Фриденпост» и даже сопровождался иллюстрациями. Я был ужасно горд, почти в каждом киоске покупал экземпляр и думал, что теперь я писатель. Это было заблуждение.

В том же 1952 году в Потсдаме я как-то в субботу зашел в Дом имени Бернгарда Келлермана. Там шли занятия «семинара молодых авторов». Руководителем

Начались нелегкие годы. Критика — в дружелюбном тоне, однако, — дала мне понять, насколько трудно стать писателем.

Из упомянутого семинара в Потсдаме вышла целая плеяда писателей нашей республики. Вот несколько имен: Герберт Отто, Бернгард Зеегер, Ирма Гардер, Рудольф Шмаль, Рут Крафт, Хорст Безелер.

Там созрел и план моей первой книги. Хотелось написать историю молодого человека тяжких послевоенных лет — со многими из них познакомился в молодежной колонии. Книга была написана за четыре года и опубликована в 1958 году издательством «Нойес лебен». Называется она «Черный Петер».

С этой книгой, сценарием телевизионного спектакля и несколькими рассказами в 1958 году я прибыл в Литературный институт в Лейпциге.

Почему, собственно? У меня был опыт, знание жизни, как теперь говорят, у меня был материал. Но образования у меня было недостаточно, учеба была полезна. Конечно, заблуждение полагать, что писателей можно выпекать в институте. Можно дать знания. А для писателя нет ничего важней знаний во всех областях.

Профессор Альфред Курелла сказал однажды: «Надо распахнуть окна. Расширится ваш кругозор. Откроются новые дали». Примерно так было и с нашей учебой.

У нас сложилась интересная группа. Это было еще важней. Ганс-Юрген Штайнманн, Вернер Бреуниг, Герберт Фридрих, Эрих Колер — я назвал только некоторых.

Нам был полезен этот тесный контакт с коллегами, столкновение мнений — мы нуждались в товарищеской помощи.

Проблем предостаточно: вопросы творчества, художественной формы, мировоззрения.

Мой жизненный опыт побудил меня создать семейную хронику. Первый том увидел свет. В нем прослежена предыстория семьи Вегенер, которую я намерен продолжить до наших дней. Собираюсь на истории одной семьи показать, как немецкий рабочий класс стал господствующим классом.

У меня была благоприятная возможность в течение двух лет заниматься руководящей работой в Союзе писателей. Там мне пришлось сталкиваться со многими сложными проблемами. Это время, надеюсь я, поможет мне избежать в моем труде узости и провинциализма.

Мне кажется, многим из нас недостает всестороннего знания нашей действительности.

Когда у меня случаются выступления перед читателями — а их за прошлые годы было много, — я иногда пугаюсь ответственности, которую несет писательство. Сотни тысяч, если не миллионы людей читают произведения писателя. Своей книгой я обращаюсь к совершенно незнакомым мне людям, которых никогда в жизни не увижу.

И я в большинстве случаев бываю очень недоволен тем, что написал. Вижу ясно, что мог бы все написать лучше, глубже, увлекательней. Подобные приступы депрессии полезны и излечимы. Они заставляют работать основательней.

Печатается с сокращениями

Днем Матиасу пришла в голову идея. Теперь ничто на свете не могло удержать его от ее осуществления, даже тысяча веских доводов.