Оздоровление психики. Мир с бессознательным
Шрифт:
Тем не менее, множество людей, занятых «выше головы» повседневными житейскими заботами, никогда даже не замечали проблем со своим бессознательным. Это – счастливые люди, и им не следует разбираться с этими вопросами, чтобы не получилось, как в притче о старике с длинной бородой. Его спросили, как он укладывает бороду, когда спит – под одеяло или поверх? Старик сразу не вспомнил, и перед сном стал думать, как ему уложить бороду – сверху или снизу. Всю ночь он примеривался, и по-всякому было ему теперь неудобно. В итоге он не заснул до утра.
Однако такое положение указывает и на возможный выход из этой ловушки. Спасение от болезненных комплексов надо искать в таком занятии, когда сознание и бессознательное одновременно заняты чем-то очень важным для жизни человека. Эти состояния –
Общее в этом – достижение мира и согласия между рассудком и бессознательным. Рефлексия и комплексы забываются, остается чистый творческий интерес или ясная цель и жажда победы или долгожданный покой и мир в душе.
Психоанализ теперь разделился на несколько направлений. Если больной человек обратится за помощью к классическому психоаналитику, то результат и успех лечения будет случайным образом зависеть от «школы», к которой принадлежит выбранный врач. Последователи школы З. Фрейда начнут искать у больного подростковые комплексы, породившие отклонения сексуального характера. Если врач склонен больше верить теории А. Адлера, отвергавшего «сухие схемы Фрейда», как он их называл, то он постарается выявить у пациента подспудное желание власти и достижения превосходства над другими, полагая это за корень его невротических проблем. Он будет лечить от завышенных самооценок и скрытых «диктаторских замашек». Последователи К. Юнга сделают упор на анализ сновидений пациента, расшифровку в них бессознательных импульсов, на осуществление «синтеза» содержаний бессознательного и сознания. Тем не менее, по сути, эти подходы сводятся к достижению «сотрудничества» между сознанием и бессознательным для восстановления мира и согласия между ними.
Разработки этих ученых и их последователей в теории и клинической практике произвели революцию в психотерапии. Однако в целом результативность классического психоанализа не оправдала надежд. Выздоровление психически тяжелобольных остается почти всегда неполным, что признавали и сами эти ученые. Классический психоанализ остается набором клинических схем. Он даже не пытается создать психическую опору для пациента, предложив ему убедительные философские или религиозные идеи для уяснения целей и смысла жизни.
К. Юнг с нескрываемым восхищением описывал преимущества восточных мировоззрений и выработанных там за тысячелетия убеждений о смысле человеческой жизни и ее тесной связи с запредельным (К. Юнг, «О психологии восточных религий и философий»). Его восхитило в них стремление искать удовлетворение и радость непосредственно внутри человеческого «Я», в тесном общении каждой души с трансцендентным, с божественным. Это представлялось ему, как полная противоположность западным взглядам и интересам, где человек ищет радость и личную уверенность лишь во внешних проявлениях – во власти над природой, в превосходстве над другими людьми, в ненасытном потреблении материальных благ. Однако Юнг полагал, что воспользоваться восточным нематериальным богатством невозможно западному человеку, далеко отошедшего от духовного мировосприятия. Копирование восточных практик, в частности, йоги, без внутренних глубоких убеждений – лишь бесплодное, как он выразился, «обезьянничанье». «Нам надо добираться до восточных ценностей изнутри, а не извне; нам надо искать их в себе, в своем бессознательном».
Более того, он пессимистично считал, что «наше время является временем исчезновения и смерти Бога». Как психиатр он в течение многих лет наблюдал угасание духовных ценностей у своих пациентов, что выражалось в полной потере ими смысла своей жизни. Это, конечно, тоже демонстрирует неудовлетворительный результат классического фрейдовского психоанализа как терапии.
Позже помимо классических направлений в психотерапии появился феноменологический подход, придававший большее значение текущим событиям и проблемам
К. Юнг с сожалением писал «невроз следует понимать как страдание души, не находящей своего смысла. … Около трети моих случаев – это страдания не от какого-то клинически определенного невроза, а от бессмысленности собственной жизни». (статья «Экзистенциальная Психология»). Позже один из его последователей (Н. Хоббс) писал: «Современная культура часто порождает вид нервоза, отличный от описанного Фрейдом. Современные неврозы характеризуются … отсутствием цели, смысла жизни».
Ощущение человеком бессмысленности собственной жизни стало «бичом» нашего времени. Бессмысленность сопутствует рутинной однообразной работе, излишнему и пустому досугу, общей пассивности. Однако чем больше человек вовлечен в повседневный процесс жизни, в интересующие его работу и творчество, тем реже возникает эта проблема.
В примитивном состоянии люди были частью природы, трудились физически, всегда на грани выживания. Их повседневная работа была подлинно творческой, ежедневно неповторимой – они выживали семьей, племенем, преодолевая тягости и опасности. Времени и сил для досуга не оставалось, как и не было способности к размышлениям о смысле жизни. Это не было нужно человеку, как и всем остальным живым существам. Но с развитием индустриальной цивилизации на место реальных опасностей пришла рутина жизни, пустой досуг и скука. Работа большинства населения развитых стран теперь лишена творческого элемента, работники воспринимают себя малозначащими «винтиками» или «офисным планктоном», напрасно убивающим на работе отпущенное им время жизни.
Самый распространенный теперь в психиатрии феномен – переживание скуки, апатии, пустоты. Затронутый депрессией человек лишен ощущения смысла и цели своей жизни, он циничен, а в свободное время осознает, что ему нечем и заняться. Древние инстинкты в современных условиях уже не могут вести человека юридически законным путем, а традиции, религиозные верования и нравственные установки зачастую утратили авторитет или просто забыты.
Как следствие, психологи отмечают у многих людей впадение в следующие крайние состояния, опасные социальными последствиями. Полная утрата смысла жизни, глубокое погружение в переживание своей бесцельности и апатии. Склонность дискредитировать и разрушать духовные ценности, имеющие смысл для других людей. Склонность искать для себя эффектные и раздражающие нервы ситуации, как, например, уличные протестные демонстрации, гражданское неповиновение, разрушительные беспорядки и т.п.
На Западе разработаны специальные вопросники для количественной оценки чувства безысходности и бессмысленности (PIL). По этим оценкам даже среди студентов американских колледжей разочарование в ценности жизни и чувство бессмысленности достигало 81%. А ведь Фрейд когда-то сказал: «В тот момент, когда человек усомнился в смысле жизни – он болен».
Наука философия последних столетий показала тщетность удовлетворительно объяснить миропорядок. Внутренний мир человека почти всегда оставался за пределами ее интересов. Размышления в этой области отразились в пессимизме Шопенгауэра, в трагизме Ницше, в безысходности Сартра. Разочарование современного Запада в былых религиозных ценностях и общее увядание строгих когда-то моральных принципов вынули из-под человека последнюю твердую основу для психического равновесия.