Озеро белых лилий
Шрифт:
Я все еще сомневался, меня мучил страх потерять ее: что мне выпадет — да или нет? Я рискнул и выпалил:
— А если я всегда буду рядом с вами?
— Всегда?
— Да, всю жизнь?
Ее лицо стало серьезным: я почувствовал, что силы покидают меня. Но незачем было прибегать к уловкам, жребий был брошен! Я продолжал:
— Вы не возражаете, если я поговорю с вашим отцом, согласен ли он назвать меня своим сыном?
По лицу Сабины промелькнула тень замешательства.
Потом она сказала с милой решимостью:
— Да, поговорите с ним.
— Сабина, — вскричал я, испытывая радость и боль одновременно, —
— А что же вам еще остается делать? — сказала она, и снова в ее голосе прозвучала ласковая и доброжелательная ирония.
В то раннее дождливое утро в болотном раю передо мною возник образ счастья. Я осторожно взял ее прелестную руку и поднес к губам.
Я чувствовал себя властелином мира.
ВОДЯНОЙ ЧЕЛОВЕК
Вот уже два дня как капитан, Сабина и я шли дальше одни. Мы продвигались по равнине, которая становилась все мрачнее, хотя в ней была и своя величавая красота.
Не знаю, может быть и существовал где-нибудь проход, но с каждым часом идти становилось все труднее.
К счастью, мы взяли только маленькую лошадь Сабины: в этих условиях наши лошади стали бы скорее обузой.
К концу второго дня снова зарядил дождь. Со всех сторон нас окружала вода. Мы медленно пробирались вперед по узкому гребню.
— Скоро стемнеет, — сказал капитан, — пройдем еще немного.
Действительно, приближалась ночь. Солнце гасло в горниле заката. Мы направились туда, где, как нам показалось, возвышался небольшой холмик. Не могу понять, что вдруг стряслось с лошадью Сабины, — она неожиданно понесла и молнией проскочила левее холма. Сабина испуганно закричала: ее лошадь провалилась в трясину. Не раздумывая ни минуты, я бросился к девушке на помощь и тоже увяз в трясине. Несколько минут мы пытались выбраться.
— Лучше не двигаться, а то нас засосет еще больше, — заметила Сабина.
Именно так оно и было. Запутавшись среди растений, мы не могли ни двинуться вперед или назад, ни выбраться из трясины. То была одна из ловушек, в которые равнодушная природа словно заманивает человека с медленной и неумолимой жестокостью.
Однако хладнокровие не изменило капитану. Он пробирался к нам окольным путем, по узкой косе, которая проходила чуть в стороне от нас. Размотав несколько метров веревки, которую Деврез всегда носил при себе, он хотел ее бросить нам. Вся надежда была только на него, и мы с волнением следили за его действиями. Внезапно он поскользнулся, оступился и подался назад. Наверное, почва там, где он находился, состояла из каких-то затвердевших растительных остатков, и она осела у него под ногами.
Капитан попытался сохранить равновесие, протянул руку, пытаясь за что-то уцепиться, но, увы, не встретил опоры.
Его положение стало не лучше нашего.
И вот наступила ночь. Теперь можно было различить смутные очертания предметов. В сумерках бескрайнего одиночества выли и скулили звери. Повсюду вспыхивали болотные огоньки… А мы были пленниками трясины!
С каждым движением нас засасывало еще больше, каждая минута казалась вечностью в объятиях всепоглощающего болота. Огромная луна, подернутая дымкой, выплыла из-за густого слоя облаков и опустилась на далекую гряду тополей. Лошадь Сабины увязла уже по брюхо; во взгляде девушки появилось отчаяние:
— Робер,
Я пытался нащупать около себя хоть что-нибудь, за что можно было бы ухватиться, но все напрасно, всякая попытка только приближала наш конец.
— Ну, что же, — воскликнул капитан, — если никто не придет к нам на помощь, а помощи, судя по всему, ждать неоткуда, значит, мы и впрямь погибли, дети мои!
В его твердом голосе я уловил нотки нежности, и от этого мне стало еще хуже. Глаза Сабины расширились от ужаса. Она поочередно смотрела то на меня, то на отца, и все втроем мы понимали, что проиграли сражение и должны смириться с ужасной стихией, цепко державшей нас в своих объятиях и отнимавшей последние силы.
— Боже мой! — чуть слышно прошептала Сабина.
Луна, выйдя из-за облаков, засияла еще ярче. В южной части неба зажглись звезды, одинокие, как островки в океане. Ветер разносил над болотами тяжелый дурманящий запах.
Трясина уже доходила мне до плеч, еще полчаса — и я исчезну. Сабина протянула мне руку:
— Робер, милый, умрем вместе!
Милое создание, благослови тебя Бог в твой смертный час!
Внезапно где-то вдали над болотом зазвучала неясная мелодия. Не знаю, что это была за музыка, какой страны, какой эпохи — интервалы между звуками были почти неразличимы для нашего грубого слуха, но вместе с тем они ощущались. Я огляделся. Луна лежала в светлой воде, роняя тусклые блики. Я увидел, что на косе, похожей на удлиненный островок, стоит человек. В руках он держал небольшой предмет, форму которого разглядеть не удавалось. Мы стали свидетелями необыкновенной сцены.
На островок карабкались гигантские саламандры, тритоны, водяные змеи, протеи [3] собирались вокруг человека.
Над его головой вились летучие мыши, у ног неуклюже передвигались гагары. Появились еще и другие неизвестные нам существа, затем водяные крысы, кулики, совы.
Человек продолжал наигрывать свою странную мелодию, и от этой сцены вдруг повеяло удивительным теплом, ощущением пантеистического братства, которое я явственно почувствовал, несмотря на весь ужас нашего положения.
3
Отряд хвостатых земноводных. Обитают в подземных пресных водоемах.
Мы отчаянно закричали. Человек повернулся к нам лицом и перестал играть. Когда он увидел, в каком положении мы находимся, он прыгнул в воду и скрылся в водорослях. Мы оцепенели, тревога и надежда сплелись воедино. Внезапно этот человек вынырнул совсем близко от нас и, не говоря ни слова, бросился к нам на помощь. Мы не понимали, что он делает, но неожиданно нас с Сабиной подхватили и вытащили из трясины. Через несколько секунд мы уже шли по менее топкому месту и, наконец, очутились на твердой земле. Очень скоро к нам присоединился и Деврез, а незнакомец принялся спокойно рассматривать нас. У него на голове росли редкие, но длинные, волнистые волосы, похожие на водоросли, а лицо и тело были полностью лишены растительности. Несмотря на то, что он погружался в болото, кожа его оставалась чистой, гладкой и даже слегка маслянистой. Из одежды на нем была лишь коротенькая набедренная повязка из растительных волокон.