Озеро
Шрифт:
— Да, перед сном у меня все кружится перед глазами, и голова становится тяжелой. Это верный признак того, что я увижу плохой сон. Хотя я понимаю, что дело скорее в том, что я просто очень устал, либо давление упало, — не спеша пояснил Накадзима. — Мне теперь уже не броситься в родительские объятия, да и ты меня не настолько балуешь подобными нежностями. Вот я и взял мотиами... как обычно.
Я кивнула в знак понимания, но на душе стало очень грустно.
Поздно вечером, глядя со спины на Накадзиму, чистящего зубы, я немного всплакнула. Я не могла сдержать слез при мысли о том как все
Но ведь слезами горю не поможешь...
Накадзима весьма рационально подошел к собственным тоске и страхам, поэтому, подумав, я решила, что мои слезы могут унизить и оскорбить его.
Однако, проснувшись среди ночи, чтобы сходить в туалет, я краем глаза случайно заметила сверкнувшую в темноте из книги мотиами и снова расплакалась.
Накадзима сладко спал, посапывая во сне.
И тут я словно прозрела. Этот человек не из тех, кто вот так запросто может перебраться в чужой дом. И если же он решился на такой шаг, значит, для него это все серьезно.
Только бы мне, еще такой инфантильной, да по сути еще ребенку, удалось завоевать его доверие и ничего не испортить... Только бы он всю жизнь мог вот так же спокойно спать в моем доме... Я так сильно и всерьез возжелала этого, что у меня даже разболелась голова.
Моя работа вошла в очередную стадию, когда наброски были завершены и настало время заполнять их цветом. Теперь уже на стене появились четкие завершенные образы, которые не вызывали вопросов и сомнений. Мне оставалось только двигаться в намеченном направлении.
Ежедневная молчаливая работа руками доставляла мне большое удовольствие. Для меня этот этап самый интересный. Конечная цель уже так близка, и с каждым днем ты работаешь все быстрее и быстрее, а работа при этом протекает очень легко. Мне теперь не нужно ломать голову над сюжетом, и появляется немного свободных минут на то, чтобы поиграть с детьми. Вчера девочки помогали с нанесением розового цвета. И хотя потом было довольно непросто исправить все недочеты и выровнять тон, это было весело. Благо, что в заданный график работы я вполне укладывалась.
Иногда выдавались моменты, когда я могла побыть наедине с собой. Я вдруг случайно замечала, что у меня есть немного времени на себя, когда по счастливой случайности вокруг не было прохожих и наступали тишина и покой.
Этакие периоды полного умиротворения: совершенно одна, нет ни детей, ни помощников, и я абсолютно не волнуюсь по поводу композиции... Такое выдается нечасто. Что я чувствую и о чем размышляю в такие минуты? Этим я ни с кем не хочу делиться.
Облокотившись о стену, я наливаю в чашку кофе, который немного остыл в термосе за время работы.
У меня ноет поясница и болит шея. Рука сводит. Все тело охватывает странный озноб.
Но пока я работаю, я напрочь забываю обо всех этих ощущениях.
И тут я неожиданно замечаю, что вокруг ни души и надо мной бесконечное небо. Несмотря на то что виднеющийся вдали флаг на школьной крыше сильно полощется и развевается на ветру, кажется, что все остальное вокруг замерло.
О
Что ж, мне кажется, что сегодня я поработала на славу и сделала довольно много...
— Сегодня у нас юдофу [7] — Такими словами встретил меня Накадзима в фартуке, когда я вернулась домой.
Квартира наполнена ароматом тщательно проваренной морской капусты.
— Накадзима-кун, я уже чувствую себя каким-то иждивенцем, — сказала я.
Перепачканная красками с головы до ног, я, подобно моряку, пришедшему в порт, залихватски, с грохотом опустила свою сумку.
7
Юдофу — отварной тофу с соевым соусом и приправами.
— Ну, в таком случае ты — иждивенец мужского пола, который работает на стройке, — подхватил Накадзима. — Потому что таких девушек, которые возвращаются домой вымазанные краской, мускулистые и загоревшие, не бывает.
— Да, возможно, ты прав. Наверное, и не смотрюсь девушкой легкого поведения, — улыбнулась я.
В джинсах и спортивном свитере, с собранными в пучок волосами, со странными белыми пятнами на лице из-за чрезмерно наложенного средства против загара, вся в краске до самого кончика носа... Так я выглядела в тот момент.
— Мне кажется, что готовить на одного — это чересчур нерационально. Бесполезная трата и продуктов, и времени. А вот готовить для двоих — это другое дело, — сказал Накадзима.
Я вошла в квартиру и, заглянув на кухню, ахнула:
— Спасибо! Ну надо же, как красиво ты умеешь приготовить тофу!
Тофу в кастрюле был нарезан ровненько, словно по линейке.
Я вымыла руки, и, сидя друг против друга, мы принялись есть юдофу.
В такие моменты мне кажется, будто мама, как обычно, ушла на работу в свое заведение, и хотя Накадзима вырос совершенно в другой семье, мы словно играем в семью, срисовав под копирку не знакомую для нас модель жизни. Обоюдно воспринимая это как нечто естественное для нас обоих, мы жадно наслаждаемся этими мгновениями счастья.
— Как же все-таки хорошо... Вот так вместе есть юдофу, — улыбнулась я.
— Послушай, — начал Накадзима, — как только закончу учебу, я действительно намерен как можно скорее уехать в Париж по гранту в Институт Пастера. Тии заверила меня, что все получится, и я сам чувствую, что смогу, если ты будешь рядом. Во мне вдруг появился настрой. Так как докторантуру я скорее всего окончу, и решил не тратить времени и попробовать пока подать заявление. Конечно, требуется предоставить им рекомендательное письмо, научную работу и план исследования, а у них, говорят, существует экзамен, который нужно будет сдать, но я узнавал и выяснил, что наши японские фонды сотрудничают с этим НИИ, и поэтому вроде как существуют программы, по которым можно сравнительно легко поступить. Даже если я не пройду в этом году, в следующем хочу снова пытаться. Как только поступлю, думаю, что непременно уеду минимум на полгода...