Ожерелье голубки. Райский сад ассасинов
Шрифт:
Да будет имя Всемогущего превознесено вовеки.
Перед ними расстилался луг. Орландо разглядел при свете луны стадо ланей. Они паслись под гранатовым деревом. Красными огоньками манили фрукты. Проходя мимо, аль-Хади сорвал один гранат. Орландо вспомнил предостережение из книги Бытия: «От всякого дерева в саду ты будешь есть; а от древа познания добра и зла не ешь, ибо в день, в который ты вкусишь от древа познания, смертию умрешь».
Они поднялись по многочисленным ступеням, остановились на площадке, которую окружали цветущие кусты. Широкая лестница
– Дворец большой воды, – показал аль-Хади.
В окнах горел свет. Тени двигались легко и плавно как в танце. Они вошли во внутренний двор. Его аркады из белого и красного камня были вычеканены искуснее и тоньше брюссельских кружев. Свет факела осветил двор, отразился в подвижной воде. Плеск фонтана смешался с далекой музыкой флейты.
– В львином дворе тебя ожидает Хизуран. Иль-юн, седьмое небо, открыто тебе, ар-Рахик аль-Мактум, река запечатанного нектара, Каувтар, источник радости.
Дверь захлопнулась.
Орландо остался один.
«Сейчас меня разбудят, – подумал он. – Это только сон». Он закрыл глаза. Уж не шаги ли?
Он обернулся и застыл. Перед ним стоял… Адриан!
Покачиваясь, он следил за ним глазами. Призрак пошевелился, и тут Орландо узнал себя самого. Он стоял перед зеркалом, какого еще никого не видел. Стеклянное зеркало величиной с дверь. О боже, какое сходство с Адрианом! Они шли друг другу навстречу. Потом он увидел ее. Она стояла в зеркале. Ее глаза были глубоки, как колодцы. Она смотрела на него так, будто хотела проникнуть в его суть, будто искала или ожидала чего-то, чего боялась. А может быть, этого не существует вовсе. Ее поза выражала напряженное ожидание. Она сомневалась. Она была готова и бежать, и застыть в неподвижности.
Вдруг свет пробежал по ее лицу, как будто она нашла, что искала.
Она полетела к нему навстречу. Ее губы искали его рта. Орландо испугался этой хищной, изголодавшейся страсти. Инстинктивно он стал защищаться, оттолкнув ее от себя. Она упала и с трудом поднялась, как оглушенная. Буйство покинуло ее. Она казалась потерянной как ребенок.
Орландо инстинктивно почувствовал, что ему предстоит самое трудное испытание. «Она считает тебя
Адрианом. Ты – Адриан. Будь начеку! Они наблюдают за нами». Она была прекрасна. Ее кожа была коричневого цвета лесного ореха с оливково-зелеными тенями. Светлое одеяние подчеркивало смуглый оттенок кожи.
Хизуран! Она по праву носила свое имя. Хизуран, бамбук, трава бога, похожая на осину, с тонкими ветвями, гибкая и все же полная сил. Как говорят, шторм остался позади, и бамбук выпрямляется, склоненный, но не побежденный. Силен и красив бамбук. Есть ли большая похвала, чем сказать о девушке: «Аллах, какой бамбуковый побег!»
– Прости меня, – сказал Орландо, – ты напугала меня.
Она прижала лицо к его груди. Слезы текли по ее щекам. Орландо поднял ее – о боже, какой легкой она была! Он пронес ее через дверь в помещение, полное зеркал, которые тысячекратно отражали пламя свечей, горевших в подсвечниках. Куда бы он ни посмотрел, везде видел Адриана и Хизуран. Они были повсюду, на всех стенах, под потолком, на полу.
Позлее они пережили «счастье еще вибрирующей тетивы лука», как назвал пророк это не имеющее желаний счастливое пребывание между страстью и удовлетворением. Воистину, думал Орландо, это рай!
* * *
Она была не похожа на людей, которые ему встречались до сих пор. Дело было не в преданности, с которой она любила его, не в гибкой красоте ее юного тела. Причиной была та манера, с которой она общалась с ним. Она разговаривала с ним как животное. Язык ее глаз и тела был однозначен, ясен и неподделен. Ее лицо казалось открытой книгой, в которой отражались все ее чувства и мысли четче, чем это могли выразить слова.
Она разговаривала с ним, не говоря ему ни слова. За все те долгие часы, которые она провела в его объятьях, она не обратилась к нему ни с одной фразой.
Орландо сказал:
– Ты прекрасна.
Ее глаза засверкали.
– Ты рада, что я вернулся?
Она, поцеловала его, бросилась на него, как юный пес, который приветствует хозяина при его возращении домой.
Она не владеет его языком? Было очевидно, что она понимает его. Но почему она молчит? Ей не позволено разговаривать с ним? Какая тайна сковывает ее уста? Орландо не мог ее спрашивать, не выдав себя, потому что Адриан наверняка знал причину ее молчания.
Свечи задрожали. В дверях стоял Аль-Хади. – Простите меня, мы должны выезжать. Наступает день,
Орландо поднялся, желая ответить аль-Хади, и при этом повернулся к Хизуран спиной. Никогда не забыть ему этого крика! Это была гортанная жалоба раненого барсука. Орландо обернулся к девушке. С широко раскрытыми глазами она уставилась на него. Прежде чем он смог коснуться ее, она убежала от него, как будто он явился из ада
– Что с ней?
– Твоя родинка испугала ее, – сказал адь-Хади.
Первый бледно-желтый луч дня пробился над восточным гребнем горы. Молча они сели в лодку. И во время подъема в теснину они не проронили ни слова. Аль-Хади поднимался первым. Орландо следовал за ним. В туннеле смерти они сделали привал. Хотя солнце поднялось уже высоко, но дно земной расселины еще лежало в потемках сумерек. Аль-Хади зажег смоляной факел. Он посветил в лицо Орландо и стал глядеть на него, будто видел его впервые:
– Покажи мне свое правое плечо!
– Что это значит? – рассмеялся Орландо.
– Покажи мне его!
Орландо закатал рукав рубахи. Аль-Хади осмотрел внутреннюю сторону руки от плеча до локтя. Его кончики пальцев пытливо ощупывали кожу.
– Что все это означает? – спросил Орландо, предчувствуя недоброе. Каждая жилка его тела находилась в напряжении.
Аль-Хади ответил:
– Хатам ан-набий, печать пророка, она тебя выдала. Ты – не тот, за кого себя выдаешь.
– Я не понимаю тебя.
– Хизуран знает твое тело лучше, чем все мы. Почему этот знак напугал ее?